Артём Скороходов - Черный дождь 3

— Спион, ножик есть какой или топор?

— Ну уж, нет, Шило. Помню, помню, как ты меня ножом в бок тыкал.

— Пфф! Это когда было-то. Тозе сказес. Ну и лезы тут тогда сам, — бандит сделал вид, что обиделся.

— Сейчас, спокойно. Дай отдышаться.

Шило внимательно осмотрел мою ногу.

— Карачун тебе, Спион. Вон и кровь черная. Гангрена же, — он посмотрел вдаль, по ходу нашего движения.

— Бросить меня хочешь, — усмехнулся я.

— Чего сразу бросить-то? Эта. За помосью сбегать.

— Ну да, ну да, — я слегка приподнялся и достал Вечноострое лезвие.

Оно отрезало ветви легко, как будто пластилин. Шило с интересом смотрел за процессом.

— Хоросый нозычек. Где взял?

Нога была свободна. С усилием я выдрал растение из икры. Пагуба тут же начала лечить ногу. И тут же застучал Голод. Ничего, нормально. Через пару минут я встал и оперся на ступню. Больно. И хромаю сильно. Жизнь хоть и восстановилась, но дебаф на ноге так и висит. И черных щупальцев на ноге стало побольше.

— Ну, чего смотрим? Пошли? Только на светящиеся камни не наступай. Похоже, они этого не любят.

Шило вздохнул, вытер пот, и мы пошли дальше. Но из-за моей хромоты двигаться мы стали раза в два медленнее. Бандит смотрел на меня, смотрел, а потом не выдержал.

— Ты это, Спион. Цепляйся мне за сэю. Да давай, облакативайся. Визу зэ, что еле идёс. Не дреёфь, не сопру я твой нозытек. Нельзя у своих тырить. Ну так вот. На чём я остановился? А, ну да. Пацанчик у нас был. Всё б ничего, но одназды мы насли его мертвым. С пятого этаза спрыгнул.

— Сам?

— Ну, мозет и сам. А мозет кто помог. Всем плевать было. Только у нас говорили, сто это маркиз Кобресэ прислал убийц, чтобы, значит, малец не трындел направо-налево. Маркизу-то плевать, сколько этих бастардов вокруг. Но трындеть об этом не стоило. Вот мы и молтяли потом.

— А дальше?

— А всё. Конец истории.

— Ну, так себе байка.

— Сам ты байка. У нас в интернате Святой Матрёны все ее знали. Я сам того пацана видел.

— Ну и ладно. Не байка, так не байка. Гляди, что там справа светится? Похоже на врата?

— Где? А, точно! Похозэ. Теперь зазывём! Похромали быстрее. А вообсе, Спион, спасибо есё раз. Я уз думал, сто кранты бедному Сылу. За меня редко кто вступался. И в интернате. И в банде потом. Так сто не сумневайся. Я не забуду такого. Как выберемся, пойдем ко мне, с меня поляна там, девтёнки. Ты зы не из этих? Ну, которые не по девтёнкам.

— Не из этих, Шило.

— Вот и молодес. М-м-м, барашку позарим. Виски у меня там оставалось пару ясиков, с прослого налёта. Посидим, выпьем. Нитего, Спион, повоюем есё. Ты это, а не хотес ко мне в банду? У меня там правда болсэ никого пока. Будем с тобой на пару. А? Как тебе идейка? Будем эти твои спионские дела окутивать?

Недалеко от нас снова завопили осьминого-чайки. Какие же они скандальные.

— Давай уж для начала выберемся хотя бы, — сказал я.

— Ну, это правильно. Это правильно. Походу они. Врата.

Перед нами стояло огромное зеркало. Деревянная рама почернела, на ней цвели маленькие розовые цветочки, а в трещинах текла красная смола. Я остановился и оперся руками на колени, согнувшись и отдыхая.

— Давай, ты первый иди, — сказал я бандиту, кивнув в сторону Врат.

— Угу. Хорошо. А то ты чего-то совсем плохой. Вон, куски отваливаются, — кивнул он мне на шею. Туда уже добрался яд Гадюки, и там зияло несколько нехорошего вида ран.

Шило махнул мне рукой и, улыбаясь, пошел к вратам. Те почувствовали, что к ним кто-то приближается, и от них в сторону бандита потянулись тоненькие розовые ниточки. Осталось всего пять шагов до зеркала. Четыре. Два.

— Стой! — крикнул я Шило.

Дерьмо, что я делаю?

Ты чего творишь? — спросила Девятка. — Врата надо накормить.

— Стой, Шило.

— Ага, чего?

— Подожди, — я тяжело вздохнул. Ох, чувствую, пожалею об этом. — Это врата не в наш план. Это врата глубже.

— В каком это смысле?

— В прямом, Шило. Мне надо забрать там одну вещь и уже с ней выбираться наружу.

— Да? Ну, нормуль, чего. Возьмем тебе всё сто нузно. Тут стремновато, конесно, но так, ничего особенного. Левольверт бы мне, так вообсе бы проблем не было. Нету у тебя запасного? Нет? Ну тогда посли узе быстрее.

— Эти Врата могут тебя сожрать. А могут не сожрать. Как монетку кинуть. Но как насытятся, второго уже точно трогать не будут. Так мне Боа сказала.

— Н-да? — сказал Шило и сделал пару шагов назад, опасливо косясь на зеркало. — Мозэт сбрехала?

— Ладно. Ты сиди здесь. Или знаешь, что… Иди назад…

— Не-не-не. Там эти мурасы и змейки. Они меня быстро без тебя — того… — Шило показал пальцами зубы. — Так сто лучсе я тебя тут подозду. Хотя обозди. Никуда не уходи. Минуту дай, ладно?

Я привалился к камню и закрыл глаза. Что-то мне было совсем нехорошо. Блин, но надо идти. Я выдохнул. Поднялся. И шаркая, поплелся к Вратам.

— Эй! Стопэ! — прокричал мне Шило. — Гляди, чего поймал!

В руках у бандита было две огромных жирных осминого-чайки. Они оплели его руки, грозно шипели и щелкали клювами.

— Царапаются, ёскин кот! Сча мы всех до отвала накормим. Да не дергайся, ты, петусара! — сказал он одной из жертв.

Шило размахнулся посильнее и запустил одним из пленников прямо в центр зеркала. Из того вырвались розовые нити, которые сразу пронзили осьминого-чайку и не торопясь впитали внутрь. Тут же за первой, грозно размахивая щупальцами, в середину зеркала полетела вторая.

— Вот теперь нормуль! Как думаес, ворота сытые? Так мы есё наловим! Правда те разбезались, но тут всякой погани много.

— Пока будем ловить, глядишь, снова проголодаются. Ладно, я пошел. Если через час не вернусь, ты сам по себе.

Из Врат в мою сторону двинулись розовые ниточки, которые сталкивались с щупальцами пагубы, что без моей команды потянулись им навстречу. Я вздохнул и сделал шаг вперед.

Меня пронзила боль. Как будто тысячи мелких коготков пытались оторвать от меня по кусочку.

Получен дебаф: Насыщение вереска

— 50 % жизни на срок 96 часов

Я вывалился наружу. Похоже «чаек» вратам не хватило. Но я все еще жив, хотя и не совсем здоров и упитан. Голод потихоньку ускорял свое мерцание. Насколько еще меня хватит?

Они жаждут, — в абсолютной тишине заявила Девятка.

Я оглянулся вокруг. Низкое грозовое небо над каменистыми холмами. Огромные поля мелких розовых цветов. И больше ничего. План Вереска. Картина была величественной и почему-то тревожной. Приятный цветочный запах и тишина. Я переступил с ноги на ногу и услышал, как тихонько покатились камешки. Даже ветра нет. Молчание нарушил Шило, который вывалился сзади из зеркала. Над холмами разнеслась его затейливая ругань. Потом он встал и оглянулся.

— Хех, цветотьки, — сказал он. — Я ресыл, что все равно меня назад не пустят, если сто. Да и скутьно сидеть там. И дусно. Тут посвезее. Пахнет как цветотьном магазине. Куда идём?