Харитон Мамбурин - Рыцарь в клетке

— Она прямо сказала, что готова пожертвовать очень многим ради ребенка, — кивнула рассопливившаяся Рейко, — Если она забеременеет, то…

— Передаст тебе большую часть того, чем владеет ее почти умерший род, — хмыкнул я, — А потом император схватит нас с тобой за глотку, угрожая забрать всё… вообще всё, как имеющее отношение к богатствам Омори… если мы его хоть в чем-то ослушаемся. Рожденный от меня вне брака ребенок будет вечной угрозой Иеками. Простенько и со вкусом.

— Как так? — Рейко сделала глаза-блюдца, рассматривая меня так, как будто видит в первый раз в жизни.

— Легко и просто, — передразнил её я, — Что ваше законодательство говорит о адекватности беременных женщин? Как часто сделки, заключенные ими в период беременности, признаются ничтожными?

— Не знаю…

— И я не знаю.

Пришлось в деталях объяснять причины моего отказа. Что, зачем, почему. За кадром я оставил немногое — лишь подозрение в желании императора залезть в секреты Древнего рода. Чем дольше Рейко слушала, тем сильнее в ее глазах росло понимание, что правитель страны — отнюдь не добрый дедушка, искренне заботящийся о преданных ему людях, а вовсе почти наоборот, опытный садовник, подстригающий всё, что вырастает за рамки его интересов, как монарха.

— Более того, — закончил я свою лекцию, делая очередной глоток кофе, а затем демонстративно стаскивая с себя одеяло, — Мне приходилось употреблять разную дрянь, чтобы продолжать сражаться, когда это было нужно. Теперь требуется около полугода, чтобы организм поборол накопившиеся токсины. Ни о каком зачатии никакого ребенка речи идти не может и не могло.

Рейко сначала зажала себе глаза ладошками, испуганно ойкнув, потом выглянула оттуда, заметила дрыхнущую у моего бока Момо, зашипела что-то возмущенное, тут же переключилась на бинты, вновь ойкнула… и опустила руки, поняв, что я в длинных свободных трусах. Я же пантомиму не оценил, продолжая с серьезным видом рассматривать девушку.

— Твои душевные метания не стоят и одной йены, если рассматривать их с позиции главы рода, — спокойно сказал я, — С какой стати наши внутренние дела должны производить впечатление на кого-либо? Почему хозяин дома не может спокойно отдыхать в то время, как его слуги справились с защитой гостей? Почему ты вообще взялась прислушиваться к словам той, кто собирается отказаться от собственного имени?

С каждым моим вопросом Рейко съеживалась все сильнее. Ответы я знал и так — обычное тщеславие и желание выделиться. Восторг от того, что на неё обращает столько внимания правитель, чьи предки сотнями лет игнорировали Иеками. Болезненное желание самоутвердиться, вызревшее как нарыв, после мучительных и бесплодных раздумий о том, как это сделать правильно.

— Я дура? — спросила она наконец жалостливым тоном.

— Хуже, — «обрадовал» подругу злой, но честный я, — Ты расслабилась. Нельзя смешивать свои эмоции с долгом. Ты либо обычная японская школьница, либо глава…

Я видел для себя и Рейко два варианта будущего. Первый — мы мирно расходимся в разные стороны. Без взаимных претензий, долгов и расчетов. В таком случае коротышка могла бы рассчитывать на зеркально точную копию жизни, которую она себе все время рисовала в воображении — под крылом у императорского рода, мирно и тихо заботясь о потомстве, не испытывая ни в чем нужды. Огромные печати на наших спинах работали независимо — даже Райдзин понимал, что родители могут и должны друг друга сменять.

Второй вариант — скучнее, хуже и опаснее. Мы продолжаем готовиться к браку, но должны будем сесть и тщательно разобрать обязанности и желания каждого из нас. Разделить ответственность, сферы влияния, зоны интересов. Обсудить, что каждый из нас считает нежелательным или неприемлемым. Проще говоря — составить хороший, правильный, учитывающий множество самых разных деталей договор. Бонусом же обоим доставалось весьма смутное будущее, полное рисков и проблем.

— Мне не нравятся оба варианта, — мрачно отрезала Рейко спустя несколько минут раздумий. Миниатюрная японка слезла со стула и вскарабкалась на кровать, дабы нависнуть надо мной бюстом, поверх которого строго и даже несколько торжественно засверкали её глазищи, — Есть еще и третий вариант. Я выбираю его.

Третий вариант я довольно быстро вспомнил. Тело напряглось на долю секунды, а затем расслабилось. Что же, я сам как-то предложил ей решить проблему под именем «я» одним хорошим разрядом электричества. Не самый плохой исход, учитывая, что всё вокруг катится в тартарары.

Думаю, что она справится с Эдной и Камиллой. Сократить дистанцию до минимума со мной и Момо было отличным стратегическим решением. Возможно, коротышка даже уцелеет в грядущей войне.

— «Эйлакс, готовься».

Воздух сухо затрещал вокруг головы Рейко.

Интерлюдия

Дзюбей выдвинул коготь, аккуратно касаясь им черной костяшки. Передвинув её на новое место, бог торжествующе посмотрел на сидящего напротив него старика и… не удержал досадливого мява. Проклятый хитрец вновь уснул!

Да что ж ему так не повезло с верховным жрецом! У всех окрестных идзигами, богов-покровителей земель Токио и окрестностей, жрецы как жрецы! Ну некоторые закладывают за воротник, другие вполне могут пощупать подрастающих мико, а то и поболе чем просто пощупать, кто-то даже часть пожертвований (совершенно богам не нужных, но таков порядок!) тратит на неподобающие вещи, но вот чтобы так нагло спать перед ликом собственного бога!

Большая когтистая лапа кота, превосходящего размерами тигра, протянулась к спящему старику, но вместо того, чтобы дать тому оплеуху… аккуратно пощекотала когтем нос. Кавагура Джеро тут же звонко чихнул и встрепенулся, начав суматошно оглядываться. Дзюбея представления не трогало абсолютно — он сидел и ждал, пока лысый хитрец закончит спектакль, сначала якобы «обнаружив» его, а затем «вспомнив», чем они занимались. Дождавшись нужной стадии сотни раз им виденного шоу, божественный кот хмуро мяукнул, постучав тем же самым когтем по доске го.

— Твой ход, старый мерзавец, — проворчал Дзюбей, — Не можешь и получаса подождать, пока я подумаю…

— Я подам жалобу! — взвыл старик, обнаруживший, что сумерки уже порядочно так сгустились, а партия едва начата, грозя затянуться на пару суток, — Ты меня убиваешь! Я подам жалобу Дзюродзину-ками! Сколько можно играть в го! Да еще и в такие времена!

— Подавай хоть самой госпоже Аматерасу, жулик, — благодушно вильнул серым пушистым хвостом Дзюбей, — Убиваю я его… Шестьдесят два года как убиваю, да, Джеро?

Тут же началась перебранка, старая и знакомая обоим как разношенные хакама. Маленький храм, как и сам Дзюбей, которого в народе величали Соранеко-но-ками, не пользовались популярностью как из-за кошачьей природы подчиненного одного из семи Богов Счастья, так и из-за очень длинной и крутой лестницы, на которой то и дело кто-нибудь помирал от сердечного приступа. Померев же, истовый верующий, точнее его бренное тело, начинало скатываться по ступенькам вниз, принося неудобство, ушибы и новые несчастные случаи.