Анджей Савицкий - Апозиопезис

— Закипело, — с гордостью объявил Алоизий. — Подаю пар на динамо.

Он вновь залез на Навозника и повернул какой-то рычаг. Смонтированный над печкой тройной барабан с тройной медной моткой начал вертеться под аккомпанемент шипения пара. Теперь задача для снайперов значительно усложнялась. Странный кожух машины из метеоритного железа защищал бока, нос и тылы Навозника, ограничивая поле выстрела, а тут еще клубы пара и дыма. Кусов ругнулся про себя. Но через мгновение он уже забыл про желание уничтожить похитителей, поскольку у него появилась возможность видеть удивительнейшее зрелище.

Данил бросил револьвер Алоизию и судорожно втиснулся в спинку железного трона. Он вонзил пальцы в подлокотники и выпрямил нот, напрягая мышцы. Из чаши, высившейся у него над головой, посыпались искры. Первые молнии электрических разрядов ударили в спинку и стекли по коже инженера, а он лишь оскалился в чудовищной усмешке.

— Есть моща! — доложил Алоизий.

— Давай! На всю катушку! — приказал Данил.

Генератор вращался со свистом, по толстым медным проводам потек электрический ток и ударил в чашу. С треском стрельнул фонтан искр, электричество металось в белых молниях, кусало Данила в голову и барабанила по сидению трона.

— Надеюсь, заземление ты смонтировал, — процедил инженер сквозь зубы.

— Чего? — в нарастающем шуме Алоизий ничего не слышал.

— Заземление! — заорал Кусов. — Заземление смонтировал?

Джинн разложил руки, а его каменное, благородное лицо искривилось в беспомощной гримасе.

— Какое еще заземление? — ломающимся голосом спросил он.

Тем временем электрический ток огненной колонной бил в трон. Данил метался в конвульсиях, бормоча что-то неразборчивое, фыркая и плюясь. Тело его так тряслось, что чуть ли не взлетало в воздух. Кусов чувствовал гарь горящей на инженере одежды. Металлические внутренности Довнара разогревались все сильнее и жадно поглощали электроэнергию. Золотой череп Данила раскалился и начал светиться оранжевым светом сквозь кожу, в связи с чем инженер походил на фонарь из тыквы, которые ирландцы вырезают на Хэллоуин. Полковник припал к полу Навозника, молясь только лишь о спасении. Молнии от механизма били во все стороны; они делались толще и взрывались с грохотом и треском. Над машиной из них образовался истинный огненный зонтик. Жандармы разбежались с воплями; какой-то из автоматов словил молнию прямиком в жестяную черепушку и загорелся что твой факел.

— Смонтируй заземление! — завыл Кусов. — И быстрее, глупый джинн!

Алоизий нервно качнул головой, осмотрелся по палубе, наконец схватил толстенный прут, припаянный к медному проводу, и бросил его куда-то за Навозника. Прут коснулся земли, и пандемониум тут же завершился. Данил все так же светился, но вот ураган разрядов утих. Электрический ток потек по проводу и разрядился в землю.

— Дааавааай, — прохрипел инженер.

Механизм в его организме, открывающий врата в иные реальности, именно сейчас активировался. Под закрытыми веками Данил видел бездну астральной плоскости, в которой плавали пузыри бесчисленного количества вселенных. Впервые в жизни он не пробовал воспринимать их воздействие и осторожно расширять разрывы, а просто-напросто бросился в тьму. За собой он потащил Навозника и все, что в нем находилось.

Ошеломленные жандармы увидели только лишь антивспышку — свертывающийся сам в себя шар мрака, охвативший машину, поглотивший ее и в мгновение ока уменьшивший. Удивительное транспортное средство застыло висящим в воздухе черным шариком, а потом лопнуло будто мыльный пузырь.

И исчезло.

Бурхан Бей вышел из кабинета и спустился по лестнице еще до того, как Ферди удалось за ним отправиться. Турка притягивал доходящий снизу приятный в звучании женский голос. На него Бурхан отреагировал, словно охотничий пес. Ведь он принадлежал к числу величайших знатоков женской красоты во всей Османской империи и был способен смаковать любой аспект женственности и различать все ее нотки и тона, словно пробующий вино дегустатор. Сам он утверждал, что оценивать женщину только лишь по формам ее груди и бедер или по чертам лица — это примитив, можно даже сказать — варварство. Истинный знаток замечает значительно больше, и он способен оценить совершенно летучие и невидимые для обычных самцов элементы, образующие женщину.

Весьма часто вопросы цены и возможного назначения рабыни решали как раз такие скрытые нотки, послевкусия, запахи фона и впечатления. Ими могли быть мелкие элементы внешности: пятнышки на радужной оболочке глаз, форма ногтей, расклад родинок или же оттенок волос. Иногда дополнительным козырем мог стать какой-то характерный жест: как женщина поправляет волосы, как она усмехается самими уголками рта, как надувает губки, когда злится или же испытывает любовное возбуждение — то самое, что отличало данный товар, делая его эксклюзивным.

На сей раз Бурхан своим безошибочным инстинктом охотника и ловца рабов почувствовал это нечто в женском голосе. По-польски она разговаривала с жестким немецким акцентом, ужасно калеча славянский язык твердыми германскими «р». В ее голосе дремали громадная сила и решительность, огонь, жар, которые были столь обожаемы турецкими коллекционерами. Так что если бы к тому же еще оказалось, что немка красива, что, к сожалению, правилом не было, она могла быть зачислена в высшую категорию и, что за этим следовало, стать добычей просто-напросто бесценной. Многие паши или эфенди [62]готовы были заплатить целое состояние за европейку с сильным темпераментом и высоким чувством достоинства. Такую можно было бы целыми неделями учить покорности, хлестать шелковыми веревками, рвать на ней одежду и порабощать силой. А уже потом, когда такую объездишь, словно непокорную кобылу, эта дама может сделаться истинным украшением гарема — прекрасной и жаркой в постели любовницей.

Турок спустился по лестнице, и лицо его сияло самой милой улыбкой, которую он только мог изобразить.

Реальность превзошла его самое смелое воображение. Немка оказалась высокой дамой, вытянутой словно струна, и сжигающей молниями гневного взгляда шаркающего ногами Ферди. В ее черных глазах блистал жар огромного темперамента, но вот лицо девушки было суровым, но порождающим симпатию, просто-напросто, милым для глаз. Слегка курносый нос, дарящий элемент юности, благородный высокий лоб и мощные, черные брови. К тому же два винта на лбу и нетипичный опенок кожи — женщина в каком-то смысле оказалась мехаборгом! Замечательно! Штучка исключительно для знатоков, быть может, из самого султанского дворца. На первый взгляд она могла стоить столько же, сколько два десятка танцовщиц, поставляемых Бурхану его русским сообщником.