Анджей Савицкий - Апозиопезис

Данил махнул рукой и встал на носу. Он всматривался в проникающие одна в другую Варшавы, практически одинаковые, но, наверняка, совершенно разные. В конце концов, он набрал воздуху [68]в легкие, и заорал:

— Генриетта! Геня! Это я — твой Данил! Ты меня слышишь?! Подай какой-нибудь знак!

Алоизий же взвизгнул от боли и изумления, когда один из паразитов укусил его за икру. Кусов направился на помощь джинну, перескакивая через панцири ползающих по всей палубы «насекомых». Негр в одно мгновение сделался бледным, что, приняв во внимание цвет его кожи, выглядело весьма опасно. От наседавших паразитов он отмахивался с еще большей энергией.

О чудо, ни один из «клопов» не добрался до Данила. Скорее всего, они чувствовали исходящий от него запах металла и смазки и принимали его за машину. Инженер стоял на носу с высоко поднятой головой, игнорируя вопли товарищей. Навозник потихоньку дрейфовал, а точнее — падал в приближающиеся версии Варшав.

— Отзовись, Геня, — шепнул Довнар. — Прошу тебя, не медли…

Генриетта сидела на сеннике, опустив голову на соединенные колени. На ее плечо опиралась дремлющая Габрыся. Тепло юной девушки и ее спокойное дыхание действовали успокаивающе и усыпляюще. Зузанна лежала рядом, молча, провожая взглядом спадающие с потолка капли. Геня постепенно попала в оцепенение, а потом чуть ли не задремала. Внезапно она вздрогнула, пробуждая Габриэлю, и вскочила на ноги.

— Вы слышали? — шепнула она и склонила голову. — Кто-то меня звал.

— Тебе показалось, — заметила Зуза. — Некоторым людям, сидящим под замком и в темноте, в голове путается. Они слышат голоса и пение, им кажется, будто бы они на свободе.

— Это комплекс осужденного, — прибавила Габрыся. — Похоже, тюрьму ты выносишь крайне плохо.

— Это правда, в неволе я никогда не была. — Геня все так же стояла, не двигаясь и прислушиваясь. — Но я ведь и правда что-то слышала. Это голос моего знакомого, того самого, со шрамами на лице, который разговаривал с Бурхан Беем. Быть может, он наверху и разыскивает меня? Вот только откуда он узнал, что я сюда попала? Ему турок сказал?

— Ты знаешь одного из сообщников ловцов невольниц? — удивилась Габриэля. — Вот тебе раз!

— А что поделать, — буркнула Генриетта. — Я и подозревать не могла, что он водится с похитителями женщин. Если бы знала… Эх, все-таки, мне это, похоже, только почудилось. Да, вы правы, у меня от этого подвала уже шарики за ролики заходят. Пора что-то со всем этим сделать.

Она подошла к решетке и высунула голову так, чтобы поглядеть на висящего Игнация. Музыкант пару раз приходил в себя, но быстро терял сознание, так что контакта с ним установить не удавалось. Генриетта уже свыклась с мыслью, что пользы от него не будет никакой.

Где-то наверху раздалось шипение и металлический скрежет открывающихся автоматических дверей.

— Хакки идет, — прошипела Зузанна. — Наверняка тащит нам еду. Обычно он обожает избивать новеньких.

— И замечательно, — криво усмехнулась Генриетта. — Надо, чтобы Габрыся на секунду отвлекла его внимание, а потом я этому сукину сыну устрою смотрины.

Девицы побледнели от страха, но обе кивнули в знак того, что помогут. Одно дело планировать мятеж, и совсем иное дело — встать лицом к лицу с безжалостным великаном. Даже пруссачка чувствовала себя не в своей тарелке, вспоминая его силу и грубость. Неосознанно она стала массировать все еще болевшую полосу на шее.

В подвале сделалось светлее, когда евнух отвернул клапан, впускающий газ в коридорные лампы. Девушки сощурились, а Игнаций пошевелился и что-то проговорил. В тот же самый миг в двери появился Хакки — болезненно толстое, сопящее чудище. Одетый в обширные турецкие шаровары и халат с ориентальной вышивкой, он выглядел враждебно и чуждо. В одной руке он держал за ручку огромную кастрюлю, под мышкой каким-то чудом держались жестяные миски; во второй его лапе была большая буханка хлеба.

По подвалу разошелся запах похлебки: ароматических приправ, вареных овощей и мяса. Генриетта сглотнула слюну. Ведь сегодня она, считай, ничего и не ела. Толстяк остановился возле первой решетки, оторвал пальцами три шматка хлеба и бросил в средину, словно кур кормил. Затем наполнил миски половником, что торчал в кастрюле, и сунул их под решетку.

«А ведь дверь не открыл!», — вздохнула про себя Генриетта. — «Нужно эту скотину спровоцировать, чтобы влезла в камеру. Вот только как? Она не знала ни единого слова по-турецки.

Хакки передвинул кастрюлю ногой к следующей пещере и наклонился, чтобы наполнить миски.

Висящий за его спиной Игнаций поднял голову, открывая горящую рану на шее, и рванул цепь. Звенья, касающиеся запястий рук, сотворенных флогистоном, засветились багрово от жара и со звоном распались. Музыкант молча бросился на толстяка и схватил того сзади за горло. Хакки выпрямился и завел одну свою руку за спину: одним движением он перебросил Игнация вперед, словно тряпичную куклу, и схватил его обеими ладонями.

От ужаса Генриетта даже зашипела. Немедленно! Необходимо сейчас же освободиться, или евнух порвет Игнация как Тузик грелку. Она затрясла решеткой. Железки были крепко посажены в камень, а имеющаяся в решетке дверка была закрыта толстой цепью с висячим замком. Девушка со злостью рявкнула и схватилась за одну из головок винтов на лбу. Ей необходима была биомеханическая поддержка, вся сверхчеловеческая сила воина-мехаборга. Но без ключа отвернуть клапан она не могла.

— Мне нужен какой-то рычаг, чтобы открутить эту чертову штуку! — обратилась Геня к девушкам.

Обе глядели на нее перепуганными, ничего не понимающими взглядами. В конце концов, до Габриэли дошло, в чем тут дело, так что по камере она разглядывалась уже более осмысленно.

— Вон там! — указала она на поперечное соединение вертикальных решеток. — Упрись лбом вот об это! А мы тебя провернем, словно гаечный ключ!

Не раздумывая ни секунды, Генриетта упала на колени и прижала голову к прутьям. Шестигранная головка одного из винтов заклинилась на месте соединения. Девушка напрягла мышцы шеи и попыталась сдвинуться всем телом, но поворот, балансируя на одной ноге, совершить не удавалось. Габриэля подскочила к пруссачке, схватила в поясе и при этом позвала ошеломленную темпом событий Зузанну.

— Хватай ее за ноги, после чего вместе поднимаем! — приказала юная актриса.

— Поворачивайте влево! Вверх! — скомандовала Генриетта, обеими руками хватаясь за голову и прижимаясь к решетке.

А за оградой Хакки, рыча басом, метался из стороны в сторону, пытаясь обезвредить огненные кулаки Игнация. К сожалению, большая часть флогистона в теле музыканта уже выгорела, так что он уже не мог справиться с противником столь же легко, как с автоматом в доме Довнара. Тяжелое дыхание и хрип сливались с грохотом и шлепками наносимых ударов. Наконец евнух сломал руку Игнация в локте, но трупоход не обращал на увечье ни малейшего внимания и все так же барабанил кулаками по великану.