Ник Перумов - Сталь, пар и магия

— Но я слышала…

— Не всегда стоит верить слухам, мисс Моллинэр. И я не могу его вернуть сюда, это просто не в моей власти. Я могу обещать безопасность вашему дружку молодому мистеру Мюррею, но мистеру Перкинсу… его просто некуда возвращать.

— Почему? — получилось несколько глуповато, и Молли враз об этом пожалела.

— Мисс Моллинэр, ему здесь негде жить, о нём никто не позаботится, — словно младенцу, принялся растолковывать лорд. — А вышвыривать его на улицы Норд-Йорка, плодить беспризорщину? Поверьте, мисс, у нас и без того хватает малолетних бродяжек, приюты не справляются. Если так уж настаиваете, он сможет вам написать.

— Пусть напишет тогда!.. — выпалила Молли. — И… и… спасибо вам, ваша светлость.

— Не стоит, мисс, право же, не стоит, — снисходительно усмехнулся эрл. — Боюсь только, что письмо от юного мистера Перкинса вы получите не скоро. Пока весть пройдёт через все инстанции, пока исполнители на местах доберутся до означенного Сэммиума…

— Я подожду, — твёрдо сказала Молли.

— Как вам будет угодно, мисс. — Лорд светски склонил голову. — Так, похоже, и это не всё?.. Что ж, попробую предвосхитить и ещё один ваш вопрос. Вернее, условие. Барбару Уоллес и Реджинальда Картрайта вернут на службу с соответствующими извинениями. Можете не сомневаться. Гораздо важнее, чем сохранение лица каких-то не в меру ретивых служак на нижних ступенях Департамента, — моя и ваша переписка с варварами. Вот это интересует меня куда сильнее, и я сделаю всё, что в моих силах, дабы дело сие увенчалось успехом. А вы, мисс Моллинэр?

— Д-да-а… — сглотнула Молли. — И я тоже…

— Превосходно, мисс. Мы уже почти приехали, хочу на прощание лишь сказать вам вот что. — Лорд Спенсер внезапно наклонился, нависая над ней, замораживающий взгляд вбуравился в глаза девочке. — Играйте честно. Если я узнаю, что вы решили как-то снестись с Rooskies помимо меня, если решили их о чём-то предупредить… — речь девятого эрла обернулась полным ненависти змеиным шипением, — тогда, мисс Моллинэр, вы пожалеете, что вообще родились на свет. Я понятно излагаю?

У Молли язык примёрз к нёбу от страха. Еле хватило сил кое-как кивнуть.

— Вот и прекрасно, — спокойным прежним голосом объявил лорд Спенсер. — Очень рад, что мы поняли друг друга, мисс Моллинэр. Вот моя карточка, связывайтесь со мной паропочтой в любое время дня и ночи. Честь имею, мисс, — и, мне кажется, семья ваша вас уже встречает.

Всё было очень странно. Очень-очень, до невозможности странно. Молли сидела за завтраком, и рядом сидели остальные: и мама, и папа, и братик Билли, присмиревший и донельзя напуганный; Фанни накрывала на стол, и отсутствовала только сбежавшая Джессика.

А так всё то же самое.

Дом тщательно прибран, не осталось никаких следов визита департаментских; как и обещал лорд Спенсер, их официальная депутация явилась на следующий же день, низко кланяясь и бормоча формальные слова формальных же извинений.

Папе Медицинское управление Горного Корпуса прислало — со срочным курьером! — по всей форме выправленное послание с выражением «глубочайшего сожаления за прискорбный инцидент» и надеждой, что мистер Джон Каспер Блэкуотер, M.D., в самом ближайшем будущем вернётся на работу, от которой его так поспешно и нерасчётливо освободили. Разумеется, с достойной компенсацией и предложением офицерского патента (что в Норд-Йорке давало немалые привилегии).

Маме разом пришло аж восемь приглашений на званые обеды. И три письма с предложениями гувернанток для Билли, все — с превосходными рекомендациями.

Лучше и не бывает, мрачно думала Молли, вяло ковыряя вилкой в своём когда-то любимом пироге с говядиной.

Никто не задал ей ни одного вопроса. Вообще — ни одного. Ни даже самого простого: «Где ты пропадала, мисси?!» Не обсуждалась даже выдуманная лордом Спенсером история с «егерями». Никто не упоминал уроков вышивания или шитья. Молли её собственная семья обходила, словно зачумлённую, — все, даже неугомонный братец Билли. Видно было, что ему до смерти хочется вцепиться в старшую сестру с расспросами, но ему это строго-настрого воспрещено.

Все старательно делали вид, что ничего не случилось. Вообще ничего.

И потому над столом висело похоронное молчание. Улыбалась — причём как-то очень искренне и особенно тепло, когда смотрела на Молли, — лишь их верная Фанни.

— Миссис Анна, пудинг сегодня удался, как никогда. Позвольте вам предложить?.. Мистер Джон, мистер Джон, вы ужасно бледны. Вам бифштекса с кровью прибавить?.. Нет-нет, мистер Джон, и слушать ничего не хочу! Вы меня наняли, чтобы я вас хорошо кормила, так что не мешайте мне делать мою работу!

— С-спасибо, Фанни, милочка… — вяло сопротивлялись мама и папа, но та, с невесть откуда явившейся решительностью, властно взяла всё в свои руки.

Мама, бедная бледная мама взирала на Молли с каким-то первобытным ужасом. И ни о чём не спрашивала. Почти даже и не разговаривала, редко покидала спальню, ссылаясь на «сильнейшие мигрени».

Папа глядел беспомощно и растерянно. Молли надеялась, что он, в отличие от мамы, захочет расспросить, поговорить, узнать, что же с ней в точности приключилось, — но папа тоже молчал. Всё, что ему удавалось из себя выдавить: «Как дела в школе?» — при том, что ответ Молли давала сознательно длинный, подробный и чуть ли не восторженный (хотя имевший весьма мало общего с реальностью), всё, как нравилось папе раньше, — он даже не выслушивал, лишь механически кивая и глядя куда-то сквозь неё.

Папа глядел сквозь неё, и в глазах его был ужас. Как и у мамы, хотя ему-то как раз пугаться и не полагалось. Он же папа, большой и сильный, не испугавшийся самого лорда Спенсера!..

Папин ужас — это было тяжелее всего.

И нарушил это отвержение, это отталкивание не кто иной, как братец Билли, — в первую же ночь, которую Молли провела под родным кровом, пришёл к ней, таща за лапу любимого плюшевого медведя, от которого мама безуспешно пыталась беднягу отучить, ибо «такие игрушки только для самых-самых крошечных малышей, Уильям, не для молодых джентльменов, как вы!».

— Молли… — Он осторожно подёргал её за руку. — Молли, ты не спишь, нет?

— Нет. — Она резко села в постели. — Ты чего, братец? Что стряслось?

За плотно занавешенными окнами спал Норд-Йорк, но Молли всё равно казалось, что, проникая сквозь стены, крыши и перекрытия, ей в затылок упирается холодный взгляд лорда Спенсера.

— Страшно, — прохныкал Билли. — Смотрят… из углов смотрят…

Молли замерла. Лихорадочно сгребла братца в охапку, прижала к себе — на правах старшей сестры. Эх, сейчас бы Ди сюда, она, как никто, умела прогонять ночные страхи…

— Кто смотрит? — Она изо всех сил старалась, чтобы голос не дрожал. — Никто тут на тебя смотреть не может. Честное слово.