Ник Перумов - Сталь, пар и магия

Это помогало не разреветься всякий раз, когда Молли вспоминала о Диане.

— Мойте руки, мисс Молли, — чувствуя неладное, поспешно сменила тему Фанни, — и я буду подавать полдник.

— Спасибо, — выдавила из себя Молли. Есть ей не хотелось совершенно. — Мамá, как вы себя чувствуете?

— Плохо, Молли. — Мама даже опустила всегдашнее «мисс». — Давит в висках, голова кружится… в глазах всё двоится…

— Миссис Анне нужен отдых, — категорически заявила служанка.

— Нет, нет, я… я и так всё время отдыхаю… — прошептала мама, закатывая глаза. — Должно быть… я болею…

Молли стало нехорошо. А что, если мама от страха за неё и в самом деле заболеет? И… и… ой-ой… нет, про «и» лучше не думать!

— А папа? Что говорит папа? Он же доктор!

— Мистер Джон считает, что миссис Анне лучше всего помогло бы длительное морское путешествие или же пребывание на водах, — поджала губы Фанни. — Но, разумеется, миссис Анна никуда не собирается уезжать одна!

Мама закатила глаза и закинула ладонь тыльной стороной ко лбу. Наступило молчание.

Да, папа прав, думала Молли. На воды… или в путешествие… на огромном, словно настоящий замок, пароходе… с зимними садами, бассейном, танцевальным залом… просыпаться каждый день и видеть бескрайний простор тёплых ласковых морей… площади и крыши чужих городов Галлии, Иберии, Иллирии…

Ей вдруг очень-очень захотелось уехать. На мгновение, пока Норд-Йорк не потянул обратно, сильно и властно, напоминанием обо всём несделанном и незавершённом.

— Мойте руки, мисс Молли, — подвела черту служанка. — Жизнь не останавливается…

Жизнь не останавливалась. Молли, в любимых штанах и свободной рубахе — мама теперь вообще почти не обращала внимания, во что и как одета её старшая дочь, — сидела с книжкой под газовым рожком, искоса наблюдая за братцем Билли, опять устраивавшим грандиозное сражение посредством оловянных солдатиков подле жарко пылавшего камина.

Вся семья была в сборе.

Мама полулежала в кресле, а Фанни негромко читала ей вслух какой-то мелодраматический роман. У папы в кабинете весело стучала, пыхтела и фыркала паровая пишущая машинка; совсем недавно ушёл папин пациент, вышедший в отставку по ранению молодой офицер-механик.

Молли прислушивалась к их разговору. В конце концов, визит в Пушечный клуб только завтра, «правдивые сведения», кои сам лорд Спенсер велел ей добавлять к «донесениям», не помешают.

— Слышали о бедняге Листере, доктор? Да, да, о Крейге Листере, он был лейтенантом в пятом егерском батальоне?

— Я слышал, он пропал без вести, Пол. — У папы в кабинете зазвякали инструменты. — Прошу вас, посидите смирно… расслабьтесь… так, антисептик…

— Ну да, пропал без вести, доктор. Но как пропал?

— Не знаю, Пол. Я не так близко знавал пятый батальон, это ведь уотерширцы?

— Да, доктор Джон, они самые. На днях ко мне в мастерскую зашло их трое, выбирали новое снаряжение — говорят, весенняя кампания вот-вот начнётся…

Молли навострила уши.

Весенняя кампания? Вот-вот начнётся? Ка-ак интересно…

— М-м? — Папин тон был тоном настоящего доктора, обязанного поддерживать приятную беседу с пациентом, могущим заплатить за услуги. — Кампания? Весенняя? Вы так думаете?

— Да, доктор, но я сейчас не про это! Они мне рассказали про Листера… как он пропал…

— Значит, он не пропал без вести, получается?

— В том-то и дело, доктор! Один из егерей, Майкл Корс, купил у меня левое наручье с выстреливающимся шипом и выкидной нож, да и говорит, этак странно на меня глядя, — мол, не хотел бы я, чтобы мне таким голову отрезали, как бедолаге Крейгу. Я говорю, мол, он же пропал! А они мне все сразу: да ничего он не пропал! Голову ему отрезали! Я удивился, понятное дело, потому что тогда он и впрямь не «пропал», а «пал в бою», совсем другая статья, и родне пенсия. Неужели, думаю, скрысятничали наши полковники, позарились на вдовьи фартинги? А Корс мне и говорит — сам, мол, видел, попали Листеру в грудь из чего-то вроде дробовика, крупной сечкой, разворотило всего, не жилец был парень. Хотел он — Корс то есть — его вытащить… или, по крайней мере, мне сказал, что хотел. И тут — представляете, доктор? — откуда ни возьмись, старуха страшная из мглы — а там туман был — выступила, медведь с одной стороны, волк с другой…

Молли вся обратилась в слух.

— Надо же, — голос папы по-прежнему являл вежливую заинтересованность, — мне доводилось слышать сказки об этих якобы магических зверях. А третьей, медведицы…

— По прозвищу Седая? Нет, доктор, не было. Была старуха, жуткая, по словам Корса, такая страшная, что он, простите, доктор Джон, наделал в штаны. И вот якобы эта старуха поглядела на беднягу Листера и вдруг крикнула на нашем языке: «Он мне годится! Заберу себе его голову!»

— Солдатские истории обычно занимательны, Пол, но имеют мало общего с реальностью.

— Я, доктор Джон, знавал этого малого, Корса, ещё в пору лейтенантом действительной службы. Серьёзный парень, просто так заливать не станет. В общем, сказал он, что своими глазами видел, как ведьма варваров достала из-за пояса нож… и отрезала Листеру башку, пока он был ещё жив.

Молли содрогнулась. Да, госпожа Старшая, помнят в Норд-Йорке твои дела…

— Обычай варварский, бесспорно, но ничего необычного в нём нет, — ровным голосом профессионала сказал папа. — У многих примитивных племён существует традиция отрезать головы убитым врагам и сохранять их тем или иным способом, мумификацией или…

— Нет, доктор, — решительно сказал отставной лейтенант-механик по имени Пол. — Я всю эту историю к чему рассказываю — потом-то ведьма подняла за волосы отрезанную голову Листера, показала её Корсу и двум другим… и вдруг велела ей, голове то есть: «Попрощайся с приятелями, дружок; впрочем, не навсегда, кто знает, может, у меня на частоколе ещё свидитесь». Корс хотел уже стрелять, но тут… но тут, доктор, клялись мне и Майкл, и его товарищи, — голова Листера раскрыла глаза, поглядела на них и проговорила чётко, так, что каждое слово в память врезалось: «Скажите Агате, что мне голову отрезали!» Агата — это его жена, доктор…

— Замечательная история, — хладнокровно сказал папа. — Очень хороша, чтобы рассказывать на привале. Почему же этот храбрец Корс с его приятелями попросту не пристрелили сию ведьму, коль запомнили всё случившееся в таких деталях?

— Я спросил у парней то же самое, доктор Джон. Сказали — у них от страха руки-ноги отнялись, хотя обычно-то они труса не праздновали…

— Несомненно, — согласился папа вежливо. — Прекрасная, прекрасная история, Пол! Вы не против, если я запишу её? Разумеется, со ссылкой на вас.

— Конечно, доктор, конечно!.. А ещё я слышал, что у дочери старика Кроуфорда — помните его, доктор, каптенармус на Восьмой Миле? — сонная болезнь, представляете? Забрали в новую лечебницу, в Особый Департамент…