Руслан Бирюшев - Ветер с Востока (СИ)

— Но штурм будет скоро. — Николай кивнул, хотя собеседница не могла его видеть. — Мы поторопимся.

Ещё минуту спустя сквозь толстые стальные стенки машинного отделения офицер расслышал приглушённые одиночные хлопки, несколько раз об обшивку корабля звякнули пули… А потом раздался дробный лязг, от которого завибрировала палуба под ногами — по правому борту внутри воздушного судна заговорил то ли крупнокалиберный пулемёт, то ли паровая автопушка. Очевидно, солдаты русского отряда успешно освоили один из боевых постов халифатского сторожевика. И Дронов готов был спорить, что на гашетку жмёт сейчас приказный Евграфский…

— Ну вот, началось… — Николай подошёл к ефрейтору, глянул поверх его плеча на манометр, от которого солдат не отводил глаз. — Скоро?

— Почти. — Напряженно ответил Сергеев. — Ещё… Ещё… Есть! Можно давать на двигатели!

— Отлично, подавай. — Капитан хлопнул его по спине. — Один справишься?

— Сейчас — да.

— Молодец. Тогда я в рубку.

Но сперва офицер выглянул через входной люк на платформу, где восьмёрка казаков бодро отстреливалась, щедро посылая пули в ночь и стараясь не высовываться из-за края. Проорал: «Отцепляй тросы и внутрь, уходим!», убедился, что его услышали, и только после этого отправился на мостик — под учащающийся стук свинцовых «подарков» о корпус дирижабля и несмолкаемое стаккато бортовой автопушки. Сашу он застал на месте командира судна, как она и говорила. Капитанское кресло располагалось в задней части полукруглой рубки, на небольшом возвышении, и ноги устроившейся на сиденье маленькой девушки не доставали до пола — арабские боевые корабли, видимо, строились без расчета на то, что во главе их экипажа встанет человек ростом в полтора метра…

— Всё готово, можно отчаливать. — Сообщил Николай, входя и прикрывая за собой дверь.

— Слава Богу! — Увидев его, Настина ученица попыталась вскочить. — Давай я на место навигатора переберусь…

— Тебе там будет удобнее?

— Нет, но…

— Тогда сиди… капитан. — Дронов, несмотря на всю тяжесть положения, улыбнулся. Прошагав в другой конец мостика, заложил руки за спину и глянул вниз, на порт, с высоты десятков метров. Занятый русскими причал теперь охватывало целое кольцо из огоньков, и за линией оцепления происходило активное движение — то ли подходили свежие силы, то ли уже прибывшие продолжали бестолково перестраиваться….

— Дзинь! — Слева от Николая, на уровне его локтя, лопнула и осыпалась осколками одна из прозрачных пластин, составляющих остекление рубки. Пробившая её пуля глухо ударила в потолок. Мостик был скудно освещён единственной масляной лампой и зеленоватым сиянием циферблатов на деревянных панелях управления, однако какой-то остроглазый стрелок всё же заметил массивный силуэт драгунского капитана. Хотя пуля могла быть и шальной…

— …теперь вот этот дроссель на себя. — Александра, приподнявшись, пальцем указывала стоящему у рулевого колеса Черневому, за какой рычаг тянуть и какую кнопку жать. — На втором слева индикаторе стрелочка поползла?

— Да. — Бравый унтер отвечал неуверенно, как школяр-троечник у доски. — Вроде… как… Вот этот же — второй слева?

— Этот. Жмите теперь те две медные клавиши, у вас под рукой… Да, так. Стрелочка уже на зелёном поле?

— Ага.

— Второй дроссель на себя. И плавно, очень плавно — штурвал вправо, на пол-оборота…

Наставления юной сыщицы звучали не особо профессионально, однако ж оказались действенными. Слабый гул раскручивающихся винтов перерос в ровное басовитое урчание, небесный корабль словно оттолкнулся от пристани и тронулся вперёд, набирая высоту. Начал разворачиваться…

— Получилось… — Оторопело пробормотал Черневой, излишне сильно стискивая пузатые ручки штурвала — даже в неверном свете одинокой лампы было заметно, как побелели его костяшки. — Иисус и Богородица, поверить не могу, получилось! Александра Александровна, вы…

— Пожалуйста, Егор Лукич, не отвлекайтесь. — Стажёрка села удобней, упёрлась локтями в подлокотники, сцепила пальцы перед грудью, хмурясь. — Ещё не всё.

Освещённый фонарями пятачок причального пандуса и огненное кольцо вокруг него постепенно удалялись, уходили вниз. Пули ещё стучали по обшивке, но всё реже. Конечно, на стенах города стояли пушки, и среди них, помимо допотопных «кытайчи», вполне могли найтись современные зенитные орудия — как полтора года назад, в Токмаке, где итогом подобного сюрприза стала гибель сотен российских солдат и аэронавтов. Однако артиллерийские расчёты явно не получили никаких приказов, а стрелять по своему почину, не зная, что толком происходит, не решились — ведь прошедшие мимо цели ядра падали бы на порт… Ташкентская артиллерия молчала, когда похищенный дирижабль с русским отрядом и спасённым пришельцем на борту разворачивался к городу кормой и уплывал по воздуху прочь, мигая хвостовыми огнями…

На мостике установилась звенящая тишина, пропитанная напряжением — после первого облегчения, испытанного всеми в тот миг, когда сторожевик оторвался от платформы, никто не решался вслух сказать: «Всё кончено, друзья, можно расслабиться». Как вскоре выяснилось — не зря. Тревожный вызов поступил по голосоотводу всего через четверть часа после того, как дирижабль пересёк границу порта.

— Это есаул Скорнячкин. — Прогудела медная труба возле поста управления огнём. — Я в кормовой пулемётной башенке, наблюдаю за тылом. Кажется, за нами кто-то идёт…

— Схожу, посмотрю. — Кивнул Саше Дронов. — Веди пока прямо.

Основной корпус халифатского сторожевика по форме напоминал веретено, из которого снизу выступал нарост рубки. Кроме того, сзади к нему крепились две гондолы двигателей, и в нескольких местах на крутых боках выпирали округлые пузыри боевых постов — в основном, пулемётных. Стеклянная башенка кормового стрелка располагалась на самом заднем кончике «веретена», и давала превосходный обзор — но вот на двух человек рассчитана никак не была, так что офицер не стал входить, лишь заглянул внутрь.

— Глядите, господин капитан. — Сидящий за четырнадцатимиллиметровым пулемётом казак указал рукой вниз. — Во-он, левее, на десять часов… Крадётся, кажись.

Здесь, в сотнях метрах над землёй, уже начинался рассвет — первые лучи солнца слепили людей в рубке и заставляли снежные пики гор вдалеке блестеть белым серебром. Но внизу ещё царила ночь — тьма простёрлась над садами, полями и каналами, в покинутом Ташкенте, строения и стены которого сливались в единое тёмное пятно, горели разноцветные огоньки… Разглядеть хищную тень, чёрным призраком скользящую над землёй, получилось случайно — она на долю секунды промелькнула над светлой лентой речки, выдав себя внимательному наблюдателю.