Кирико Кири - Песнь надежды. Том 1. Том 2

Но Вуберг… он был просто… Он был просто — всё. На этом можно было заканчивать.

— Кстати, Тэйлон, а где ты научился так стрелять?

— Как?

— От бедра прямо. Ну то есть смотри, — он неловко вытащил револьвер, после чего прицелился и выстрелил. Яблочко. — Во-о-от. А ты стреляешь от бедра и сразу в точку.

— Я промахиваюсь каждый раз.

— Вот Ангор с тобой вообще не согласится, — рассмеялся он, после чего заговорческим тоном шепнул. — Как и его яйца.

И рассмеялся, привлекая к себе внимание остальных. Громко, открыто. Многие заулыбались, словно заразившись его хохотом, хотя даже не понимали, из-за чего он смеётся.

— Я-то вижу, что ты никогда не промахиваешься. Вот покажи мне хоть одного, кто мажет в одно и то же место.

— Я.

— Вот и я о том же! — усмехнулся Вуберг и хлопнул мне по плечу. — Метко стреляешь. Так что, научишь?

— Нет.

— Кстати, слышал, ты ходишь ещё на занятия по фехтованию. Думаю тоже туда записаться.

— Как хочешь.

— Кстати, а твои сёстры: я видел Сильвию, она просто настоящий боец.

— Да, есть в ней такое, — не стал отрицать я.

— Хотя Юнону жалко, если честно, слегка.

Я с сомнением посмотрел на Вуберга.

— Чего? — удивлённо вскинул он бровь.

— Жалко Юнону? Её вообще кому-нибудь жалко здесь? — спросил я. — Если люди знают, что такое жалость.

— Ну… мне? — пожал он плечами.

— Женись на ней, — предложил я.

— Хех… ты знаешь, почему я это не сделаю, верно? — отозвался он и отстрелял все пять пуль. Все в яблочко.

— Тогда смысл жалеть того, кому ты помогать не собираешься. Всё это пустые слова, — ответил я и выстрелил. С удовлетворением кивнул самому себе, когда пуля попала ровно туда, куда я целил. Иногда я промахивался, но это всё ближе и ближе переходило к разряду исключений из правил. Главное — выучиться до такой степени, что револьвер станет одним целым с твоей рукой.

Конечно, такое лучше проделывать со своим револьвером, что я и делал — пользовался подаренными, так как даже при сравнении с теми, что были доступны в тире, он был гораздо лучше, пусть и тяжелее.

Хотя тяжесть не всегда была в минус. Тяжесть — это иногда очень полезно и надёжно. Даже если кончатся патроны, можно всегда ударить им по роже.

— А ты, значит, человек дела? — хмыкнул он. — Тебе самому её не жалко?

Я промолчал.

Жалость? Я знаю, что такое жалость. Это когда ослушиваются приказа, чтобы спасти товарища, и погибают. Или когда маленького ребёнка запихивают в шкаф, а потом пятеро солдат открывают его, потому что слышали плач, и активируют бомбу. Жалость — это когда ранят одного, а потом успевают отстрелить ещё шестерых зелёных, кто подходит к нему близко.

Я знаю, что такое жалость. И знаю, какой она бывает смертельно опасной. Для меня она всегда была чем-то непозволительным. Я всегда откидывал это чувство, подавлял его в себе в зародыше до тех пор, пока не перестал его чувствовать совсем. Иногда оно всё равно проглядывало, как лёгкий отголосок, и тонуло обратно во тьме.

Жалко ли мне Юнону? Если бы я испытывал жалость, то сказал бы — да.

Но я ничего не чувствую.

Я отстрелял оставшиеся пули. Отстрелял быстро, но не настолько, насколько мог в действительности. Все пули пошли с небольшим разбросом, однако стой там человек, ни одна бы не прошла мимо. Когда набью руку, смогу стрелять не просто в одну точку, а сразу по нескольким целям.

— Быстро… — уважительно кивнул Вуберг. — Так что, научишь?

— А чему? — спросил я логичный вопрос. — Вас уже обучают.

— Нет, здесь обучают, но ты-то не следуешь этим инструкциям. Кобура по-другому висит, держишь его слегка иначе, даже стреляешь немного по-другому.

— Тогда научись сначала доставать его нормально, — кивнул я на то, как он закрепил револьвер. Вновь, как их всех учили, под левой рукой, если ты был правшой и собирался пользоваться одним лишь револьвером.

Я не отрицал, что с такого положения можно было очень быстро выхватить револьвер, однако всё равно это надо было успеть поднести руку к рукояти, когда при моём способе ствол уже был направлен на противника и требовалось разве что вытащить его и выстрелить.

— Неудобно, — пожаловался Вуберг.

— Переучиваться всегда неудобно, — ответил я. — Но на дуэли всех, кому неудобно, ждёт пуля в лоб.

— Или в пах, — негромко усмехнулся он.

— Или в пах, — кивнул я. — Ты слишком много времени тратишь, чтобы вытащить и направить, когда у меня его просто надо вытащить, причём буквально на десяток сантиметров.

— Понятно… — протянул он. — Так, да?

Пришлось ему даже кобуру застегнуть нормально, чтобы она не слетала.

— Неудобно.

— Привыкнешь.

Вуберг.

Честно говоря, я никогда не горел желанием кого-то обучать. Но если уж брался показывать, делал это до конца. Именно поэтому я провозился с Вубергом ещё час, пока он наконец не начал показывать что-то более-менее вразумительное.

Это, наверное, и было моей ошибкой.

Потому что после этого этот Вуберг сел со мной на истории, видимо подумав, что я рад его компании.

— Свободно? — и, не дождавшись ответа, сел. — Доброе утро, прекрасные тэрры, — подмигнул он. — Как у вас дела?

— Тэр Вуберг, — они прямо расцвели от его улыбки, даже те, что в моей группе поддержки. — Рады вас видеть.

— Ты же всегда сидел в другом месте, — нахмурился я.

Правда, я не знал, в каком именно.

— Ну… здесь у вас поближе будет. Ты не против?

Девушки наперебой начали утверждать, что они не против, да только спрашивал он конкретно меня. А девушки… просто почему бы и нет, если парень не враг и приятный. Думаю, тут бы любая ему дала, предложи он сводить её под венец.

— Ты из какого рода? — спросил я напрямую.

— Мы с вами вроде не враждовали, — усмехнулся он.

— Это тэр Вуберг из рода Иссенберга, — очень тихо, словно мышка, сообщила мне девушка с яркими веснушками и большими очками, которые придавали ей умный вид.

— Иссенберг? — нахмурился я.

— Вспоминаешь, враги ли мы? А мы враги? — обратился он к мышке.

— Нет, — едва слышно отозвалась она.

— Видишь, пока не враги.

— Пока.

— Но пока и не друзья, — улыбнулся он, зайдя с другой стороны. — Не слышу, чтобы ты говорил и здесь «пока». Девушки, а он всегда такой многословный?

Те, что сидели рядом, закивали головой. Парни усмехнулись. Напряжение, которое ещё оставалось в воздухе, окончательно спало.

— Зато за ним как за каменной стеной, — важно ответила одна из них и взъерошила мне волосы. — Он тех, кто против Бранье пойдёт, сразу поставит на место.

— Да, я слышал. Лукас до сих пор тебя вспоминает.

— Ты знаком с Лукасом?

— О да, я с многими знаком, Тэйлон, — подмигнул он. — Говорит, пришёл бить его при всех за то, что он твою сестру как-то обидел на балу. Говорит, вообще сумасшедшим стал, ему словно плевать на всё и вся. Растолкал всех моих и сразу по лицу, — спародировал он его. — Блин, ты ему колени сломал.