Крис Вудинг - Водопады Возмездия

И опять возникло оно. Это бросающее в дрожь ощущение, что за тобой наблюдают. Он что-то нашел. Теперь он должен это поймать, до того как оно успеет улизнуть.

Он вызвал новые резонансы, вначале выше и ниже по частоте, а затем стал смещать их ближе друг к другу, зондируя форму сущности. Он остановился, когда почувствовал его сопротивление.

Теперь реакция была более явной: холодный озноб, легкое чувство головокружения и дезориентации. Он должен быть все время с открытыми глазами. Когда он закрывал их, его начинало клонить вперед.

Он посмотрел на шкалы настройки. Существо было огромным, оно полностью перекрывало диапазон инфразвука.

Отпусти его, сказал он себе. Отпусти его. Оно слишком большое.

Хотя, вот же оно. У него не было возможности заарканить нечто подобное с его стандартным оборудованием. Оно просто переместится на другую частоту и сбежит. Но с помощью эхо-камеры он мог его прижать, бомбардируя сбивающими с толку сигналами которые интерферировали друг с другом.

Этого он мог ухватить. Забудь о големе, забудь все остальное. Он просто хотел его увидеть. Потом он отправит его обратно. Всего лишь увидеть!

Возбужденный, подгоняемый сильным страхом, он лихорадочно крутил циферблат. Он установил больше вибраций, в поисках основной демонической частоты, сужая и сужая полосы пропускания, пока она не станет соответствовать им. Демон смещал длину волны, пытаясь вырваться из клетки, но он двигался с ним, не давая ему уйти. Чем ближе он подходил, тем меньше места оставалось демону, что бы вывернуться.

Воздух пульсировал. В эхо-камере пульсировала невидимая энергия.

Слюни и кровь, заработало! Это на самом деле работает!

Как только он смог зафиксировать все установки, он отошел от консоли и пошел заглянуть внутрь эхо-камеры. Через иллюминатор в двери, он увидел, что сфера была пуста. Но он не пал духом. Внутри перспектива исказилась, и пространство свернулось в огромные извивы. Что-то надвигалось. Он едва мог дышать от ужаса и очарования. Наклонившись близко к толстому стеклу, он попытался заглянуть подальше внутрь.

Огромный, бешеный глаз уставился на него.

Он завопил, отпрыгивая от иллюминатора, его сердце колотилось так сильно, что стало больно. Это огромный глаз вырос из ниоткуда, всплывая в реальности, сжигая себя в сознании. Он видел его, невероятно огромный, принадлежащий чему-то настолько большему, что не может поместиться в эхо-камеру.

Раздался тяжелый удар, и эхо-камера качнулась в сторону. Крейк сидел там же, где и упал, как завороженный. И снова, звук удара гигантского кулака. Стенку эхо-камеры выдавило наружу.

О, нет. Нет, нет.

Он вскочил на ноги и побежал к консоли. Избавиться от него, только избавиться от него, любым способом.

Еще один удар, и дрожь разнеслась по всему святилищу. Электрические лампы замерцали. Одна опрокинулась, и разбилась об землю. Крейк потерял равновесие, качнулся вперед.

А потом он услышал её крик.

Этот звук заморозил его до костей. Это было страшнее, чем он мог себе представить, более ужасное, чем то, что было в эхо-камере. Его мир накренился в первичный, мир неизбежного ужаса, кошмара, где он посмотрел на племянницу, стоявшую в белой ночной рубашке. Она была едва за пределами круга образованного элементами резонатора, ошеломленная сценой перед ее глазами.

Он никогда не узнает, как она раздобыла ключ от винного погреба. Возможно, она нашла старую копию ключа в какой-нибудь пыльной, тайной комнате. Спланировала ли она этот момент? Не могла ли она спать по ночам, желая увидеть секрет страны чудесных игрушек, где работал ее дядя Грейфер? Завела ли она будильник, надеясь проникнуть глубокой ночью вниз, когда, как она считала, дяди там не будет?

Он никогда не узнал, как или почему: но, в конце концов, это и не имело значения. Значение имело только то, что она здесь, а демон не в клетке. Дверь эхо камеры открылась, и последнее, что он осознал, до того как его жизнь изменилась навсегда, это ураганный ветер, который пах серой и оглушительный неземной вой.

Когда к нему вернулись чувства, кабинет был тих и темен. Неразбитой осталась только одна электрическая лампа. Она располагалась вблизи эхо-комнаты, освещая неясные формы бронированного костюма, который все еще был соединен кабелями с помятой металлической сферой.

Крейк был дезориентирован. Несколько секунд он не мог понять, где он. Его разум был исцарапан и болел, будто грызун скребся из него наружу, раня его чувства маленькими, грязными коготками. Демон был у него в голове, в его мыслях. Но, что он там делал?

Он понял, что поднялся на ноги. Посмотрел вниз, и увидел в своей руке, нож для вскрытия писем, с эмблемой его университета на рукоятке. Нож и рука, которая его держала, были блестящими и темнели кровью.

Из тени раздавался щелкающий шум. Красные пятна темнели на камнях. Он последовал взглядом за ними, и нашел её.

Её ночная рубашка была пропитана кровью. Ее руки и горло были в порезах, там где погружался нож. Они обильно сочились густой кровью, кровь вытекала пульсируя. Она задыхалась как рыба, её горло издавало щелкающие звуки. Каждый её вздох был поверхностным, она задыхалась, а её губы и подбородок были в крови. Её темные волосы были спутаны в мокрый комок.

Её глаза. Умоляли. Не понимая. Изумляясь непостижимой агонии. Она еще не знала о смерти. И никогда не думала, что такое может произойти. Она доверяла ему, со слепой, бездумной любовью, а он накинулся на неё с ножом.

Это была месть демона, за то, что он осмелился вызвать его из эфира. Он был достаточно коварен, чтобы оставить Крейка в живых и не повредить его разум.

Крейк не знал, что боль, отчаяние и ужас могут достигать таких высот, как сейчас. Их глубина была настолько сильной, что он чувствовал, что должен умереть от этого. Если бы только тьма пришла опять, если бы его сердце могло остановиться! Но ему не было прощения. Расплата смела его, как приливная волна, он шатался, и его стошнило, нож выпал из его онемевших пальцев.

Она все еще была жива. Жива, и просила его остановить боль, как какое-нибудь изломанное животное, попавшее под колеса моторизованной повозки. Умаляло его как-то улучшить ситуацию.

— Она всего лишь ребенок! — крикнул он во тьму, как будто демон был все еще здесь и ждал обвинений. — Черт побери, она всего лишь дитя!

Но когда эхо утихло, осталось только влажное хлюпанье от его племянницы, когда она пыталась вдохнуть.

Затем его охватило такое горе, что он потерял все свои чувства. Его охватила идея, сумасшедшая и отчаянная, и он начал действовать, не задумываясь о последствиях. Все остальное было неважно. Ничего, кроме того, что нужно как то обратить вспять последствия. Он мог думать только об этом.