Уильям Александер - Секреты гоблинов

Роуни глубоко вздохнул:

— Добрый день, мистер Скрад! — снова крикнул он. Механик пугал его и всегда пугал его, но Роуни бывал здесь достаточно часто, чтобы не обращать на это внимания. Он почувствовал, как страх сжигает его изнутри, но это не мешало ему стоять посередине мастерской и пытаться докричаться до Скрада.

Голова механика резко поднялась. Он посмотрел на Роуни. Заводная лошадь посмотрела на Роуни. Потом они оба отвернулись, и мистер Скрад принялся бормотать себе под нос. Он не кричал. Это значило, что он слушает.

— Башка заплатила больше, чем нужно, мистер Скрад. В последний раз, когда вы чинили ей ногу, она заплатила больше, чем нужно.

— Чертополох! — сказал Скрад. Он сунул в ухо лошади длинную булавку и повернул ее. Лошадь закрыла один глаз.

— Это правда, мистер Скрад, — сказал Роуни. Он видел три бутылки машинного масла в шкафу за верстаком. Это было то, что нужно Башке, и Роуни знал, что одна бутылка стоит два медяка. «Два медяка за одного зрителя» — говорилось на табличке. Гоблинское лицедейство на сцене — за два медяка. Может быть, они будут в масках. Может быть, они будут извергать огонь. Может быть, у них будут железные зубы.

Он очень боялся делать то, что собирался сделать. Он сделал еще один глубокий вдох.

— Она переплатила, мистер Скрад, — сказал он. — Ей нужны два медяка сдачи.

Роуни встретил взгляд Скрада, когда тот злобно на него уставился. Он не собирался удирать. Он стоял здесь и этим показывал Скраду, что никуда не убежит.

Скрад сунул руку в шкаф у себя за спиной, взял бутылку машинного масла и поставил ее на верстак рядом с Роуни.

— Нет, — сказал Роуни, стоя и дыша. — На сей раз ей нужны два медяка.

Механик забормотал себе под нос. Он убрал масло обратно, порылся в кармане своей рубашки и положил на стол одну медную монетку. Потом он положил на нее вторую.

Роуни взял их:

— Спасибо, мистер Скрад. — Он вышел из мастерской, не переходя на бег. Он вышел с дорожки, не переходя на бег. Аллея за его спиной наполнилась лязгом, металлическим скрежетом и воплями. Металлический звук заставлял думать, что за ним гнались Башкины птицы. Роуни побежал.

Роуни пробежал полпути до рыночной площади мимо знакомых фонтанов и памятников. Один раз он споткнулся, удержал равновесие и остановился отдышаться под бронзовой статуэй Мэра. Статуя была в костюме с торчащей из нагрудного кармана цепочкой часов и протягивала вперед руки таким образом, что выглядела не то радушной, не то удивленной. Бронза была старой и позеленевшей, за исключением головы. У статуи менялась голова каждый раз, когда в городе менялся мэр. Башка намекала, что будет очень рада, если кто-нибудь снимет голову со статуи и отнесет ей, но пока что никто на это не осмелился.

Рядом кто-то закричал на кого-то, не на Роуни, что не помешало его желудку перевернуться. Он сунул две монетки в единственный карман куртки и пошел, шаг за шагом вспоминая, как нужно дышать. Ему очень хотелось сорваться на бег, но стражники могли решить, что он бежит по каким-то Ужасным Причинам и попытаться его поймать.

Большая часть семейства Башки ненавидела Северный берег и все время терялась здесь. Местные улицы подчинялись другим правилам. Они были идеально прямыми и пересекались под прямыми углами. Но Роуни знал все ориентиры и довольно легко находил дорогу на Северном берегу.

Он прошел мимо реликвария и железнодорожного вокзала Северного берега. У решетчатых дверей стоял привратник. На нем была яркая, привлекающая внимание униформа. Он держал в руках копье с кисточками и смотрел на противоположную сторону улицы.

Роуни медленно прошел мимо. Он мог только гадать, зачем тому понадобилось охранять заржавелый вход. Он был здесь один, поэтому вряд ли справился бы, если бы изнутри выползло какое-нибудь создание и попыталось взломать вход. На станции Южного берега стражники не дежурили. Они не были нужны. Если из глубин южнобережья вдруг выползет что-нибудь мерзкое, Башка с ним расправится. Возможно. Если захочет.

Роуни прошел мимо вокзала и дошел до площади, огромного открытого пространства, мощенного булыжниками, с фонтаном посредине и лотками повсюду. Уже была середина дня, и некоторые лотки уже сворачивались. Фермер с десятками длинных кос снимал палатку, позволяя крыше сложиться и превратиться в кучу ткани.

Роуни чуял всевозможную еду. Запахи накладывались друг на друга. Они набросились на него и не позволяли думать о чем-либо другом. Он подошел к лотку пекаря и улыбнулся лучшей своей улыбкой.

Пекарь протянула ему кусок хлеба:

— Вчерашний, — сказала она. — Все равно скоро заплесневеет и никто его не купит.

— Удачной торговли завтра! — сказал Роуни, вернее, попытался сказать сквозь хлебный сухарь, в который он вгрызался. За такие слова она дала ему еще кусок и помахала ему рукой, чтобы он ушел. Потом она потянула за цепочку у себя за спиной, и прилавок сложился в небольшой квадрат.

Механизм прилавка скрипнул, как правая нога Башки. Звук заставил Роуни вздрогнуть.

Он проскользнул между палатками и фургонами, оставляя позади всю суету и направляясь к фонтану в центре площади. Каменный медведь, каменный лев и каменный дракон извергали струи воды в треснутую каменную ванну. Он зачерпнул воды одной рукой и отхлебнул столько, сколько мог. Он окунул свой второй кусок хлеба в фонтан, пытаясь размягчить его, но хлеб только отсырел.

Голубь слетел на край фонтана и искоса посмотрел на Роуни. Голуби умеют смотреть только искоса. Роуни не стал обращать на него внимания. Он знал, что птица просто хочет хлеба. Он не думал, что это голубь Башки. Он так не думал.

Кто-то схватил Роуни за руку:

— Отдай мне хлеб, карлик Роуни, — сказала Вэсс. На ее плече висел мешок с зерном. — Я хочу есть.

— Отпусти меня, — сказал Роуни. Она не послушалась. Он отдал ей второй кусок хлеба, и она поставила мешок на землю, чтобы взять его, но так и не отпустила Роуни.

— Помоги мне отнести цыплячий корм домой, — сказала она. — Болвашки отнесли яйца, но корм пришлось нести мне. Он тяжелый. — Вэсс называла остальных детей из лачуги Башки, тех, у кого не было имен, тех, кому приходилось придумывать себе имена, болвашками. Она произносила это, как дразнилку: Башкины болвашки, Башкины болвашки.

— Не могу, — сказал Роуни. — Мне нужно кое-что сделать для Башки.

— Что?

— Доставить сообщение.

— Какое сообщение?

— Не могу сказать.

— Значит, ты врешь. Мне кажется, нет никакого сообщения, поэтому ты должен помочь мне тащить цыплячий корм. — Она сунула в рот остаток хлеба и швырнула в Роуни пакетом. Он помал его за один конец, чтобы он не сбил его с ног. Вэсс пихнула его в спину, и они отправились на юг. Они очень медленно шли на юг, прочь от ярмарки и прочь от гоблинов.