Уильям Александер - Секреты гоблинов

Кто-то все еще протестовал, но другие крики были громче:

— Пусть он попробует!

— Если он будет держать железо, все будет в порядке.

— Дайте нам немного повеселиться!

Роуни не обращал внимания. Он сконцентрировался на огромной кукле. Кукла смотрела на него сверху вниз. Он видел, что ее глаза были всего лишь резной расписанной древесиной, но все равно смотрел прямо в них.

— Мы согласились, — сказал великан и исчез за занавесом.

Гоблин с опрятной седой бородой и мятой черной шляпой вернулся на сцену. Он снял шляпу и вынул из нее кусок цепи. Он расстелил ее по сцене и кивнул Роуни.

«Похоже, они могут трогать железо, — подумал Роуни. — Ну и лгунишка этот Кляксус!»

Он взялся за один конец цепи, а другой подхватили другие руки.

Он устремился вверх. Он все еще не мог вскарабкаться на сцену. Было не очень высоко, но воздух отказывался дать ему пролезть.

Старый гоблин наклонился к нему:

— Дай мне другую руку, — сказал он тихой версией Башкиного громового голоса.

Роуни поднялся на цыпочки, взял гоблина за руку и вскарабкался на сцену. Он встал, отпустил руку с длинными зелеными пальцами и вцепился в цепь. Он стоял лицом к занавесу, а не к зрителям. Неожиданно он почувствовал, что не хочет поворачиваться и встречаться глазами с толпой. Он не ощущал себя высоко над всеми, как ожидал. Он чувствовал себя полностью в их власти. Он попытался сглотнуть, но в горле было сухо.

Старый гоблин наблюдал за ним полузакрытыми глазами с золотыми искорками и думал:

— Назови мне свое имя, храбрый и глупый мальчик.

— Роуни, — сказал Роуни.

И без того большие глаза гоблина расширились:

— Роуни? Я полагаю, уменьшительное от Роуэна. Очень интересно. — Он приподнял шляпу: — Рад знакомству. Мое имя Томас, и я был первым актером этой труппы и этого города еще до того, как падали стены и башни. — Он поднял брошенную маску великана и надел ее на Роуни. Она была тяжелой. Ее краска странно пахла.

— Стой здесь, — прошептал гоблин, указывая пальцем. — Я буду подсказывать тебе из-за кулис, что говорить. — Он ушел за занавес. Роуни остался один посреди сцены. Он встал туда, куда должен был встать, и повернулся.

Лица смотрели на него из темноты. Роуни слышал, как люди бормочут и перешептываются. Он понял по звуку, что кто-то волновался, кто-то предвкушал наслаждение, но все были уверены, что скоро произойдет что-то ужасное.

Роуни расправил плечи, выпятил грудь и попытался стать очень высоким. Он был великаном. Он был чем-то ужасным. Он был тем, что случается с другими.

Из-за занавеса донеслось:

— Что это за шум в доме моего отца?

Роуни прорычал:

— Что это за шум в доме моего отца?

— Я чую, здесь пролилась кровь, — продолжил занавес. — Покажись!

— Я чую, здесь пролилась кровь. Покажись!

Гоблин-герой снова вспрыгнул на сцену:

— Привет! — сказал он. — Я слышал россказни, что великаны способны превращаться во все, что их душе угодно. Я пришел поглядеть, правда ли это.

— Истина будет последним, что ты узнаешь! — сказал Роуни вслед за голосом позади него.

Гоблин-герой рассмеялся, но это был испуганный смех:

— Оно того стоит. Может ли кто-то твоей высоты превратиться в маленького неизмененного мальчика?

Из-за занавеса не последовало ни фраз, ни советов.

Роуни одной рукой снял маску. Он положил ее на сцену перед собой и протянул вперед руку, как будто говоря: «Посмотрите на меня!». В другой его руке звякнула цепь.

— Хорошая работа! — сказал гоблин-герой. — Теперь ты совсем маленький, хотя все равно выглядишь внушительно. — Роуни ухмыльнулся: он и чувствовал себя внушительно. — Но спорим, ты не сможешь превратиться в птицу?

Крышки фонарей захлопнулись. Гоблин подкинул в воздух бумажную птицу. В то же мгновение передний ряд толпы, напуганный неожиданной темнотой, рванул железную цепочку, потянув Роуни за собой. Он скатился со сцены.

Он чувствовал руки, пытающиеся поймать его, но пролетел сквозь них, ударился о землю и перекатился на бок. Он видел, как светящаяся бумажная птица летит над темными фигурами людей вокруг него. Птица разлетелась искрами, и вниз спланировало облачко бумажных перьев.

— Одним великаном меньше! — сказал со сцены гоблин-герой.

Роуни поднялся на ноги. Его соседи щипали его за руки, чтобы убедиться, что он был здесь, живой и невредимый. Огромная марионетка вернулась и взревела. Ей удалось привлечь их внимание. Ей почти удалось привлечь внимание Роуни, но он отвернулся. Он не хотел вспоминать, что он теперь вне истории. Он хотел смаковать ощущения тех моментов, когда он был в центре событий.

Из-за красной ткани, опоясывающей низ сцены, высунулась рука. Она сделала ему знак приблизиться.

Роуни огляделся. Больше никто ничего не заметил, даже старик со свернутой набок шеей.

Рука повторила жест. Роуни показалось, что он собирается спрыгнуть с моста Скрипачей.

Он нырнул под сцену.

Под сценой было темно. Роуни пришлось согнуться в три погибели, как тому старику. Он повертел головой, пытаясь осмотреться. Не помогло.

Крышка фонаря щелкнула, но едва приоткрылась. Роуни увидел глаза с золотыми искрами, смотрящие на него из-под очков.

— Хорошая работа, — прошептала старая гоблинша, которой он отдал две медных монетки. — Да, хорошая работа. Не хочешь чего-нибудь выпить? По-моему, лимонный чай прекрасно освежает после разговоров с толпой.

— Хорошо, — сказал Роуни. У него начала болеть шея. Он сел на землю, чтобы больше не приходилось держать голову под неправильным углом. Гоблинша протянула ему деревянную чашку, гладко отполированную и наполненную горячим чаем. Он понюхал его и сделал глоток. Он распробовал лимон и мед.

— Скажи мне свое имя, ладно? — сказала гоблинша.

Роуни поглядел на нее поверх дымящейся чашки. Она улыбалась, но он не мог понять, что это была за улыбка. Это было странно. Он всегда знал, в каком настроении был каждый из членов Башкиного семейства, потому что никто из них не умел это прятать. Сама Башка никогда не старалась скрыть свое настроение и свои желания, и ее лицо было так же легко прочитать, как слова, написанные кипящим маслом посреди улицы. Роуни привык к этому. Улыбка гоблинши, однако, была написана на языке, на котором Роуни не умел читать.

— Роуни, — сказал он.

— Привет, Роуни, — сказала она. — Я так и думала, что это твое имя. Мое — Семела. Да, да. Скажи, пожалуйста, не получал ли ты весточек от своего брата?

Роуни уставился на нее. Он знал, о чем она его спросила, но не мог понять, почему:

— Моего брата Роуэна?

— Да, да, Роуэн, — сказала Семела. — Он талантливый юный актер, и от него какое-то время не было вестей. Ты ничего о нем не слышал?