Андрей Егоров - Бунт при Бетельгейзе

Заперто! Заперто! Заперто! Проклятие! Цитрус бился в дверь за дверью. Толкал плечом, скрипел зубами от накатывающей волнами боли – рука пульсировала. Вот, открыто! Ввалился в комнату и угодил в объятия массивной толстухи.

– Ты пришел, мой сладкий, – пробасила она, подхватила Эдварда на руки и понесла его куда-то.

– Ты что, выдра-а-а?! – завизжал он и забился в ее массивных лапах, как пойманная в сеть мелкая рыбешка.

«Выдра» швырнула Эдика на двухспальную кровать, сама бухнулась сверху, придавив его массивным бюстом так, что он не мог даже вздохнуть. Только захрипел придушенно и распахнул рот, чтобы глотнуть хоть немного воздуха.

– Пришел всё-таки, – жарко зашептала толстуха. – Шалунишка! Гадкий маленький пупсик! А я догадалась… да, догадалась сразу. Даже дверь не стала запирать… так и знала, что ты придешь.

– Пусти… и… и, – прошипел Цитрус, голос его звучал, словно воздух, выходящий из пробитой шины. Он задергался всем телом, почувствовал, что дама шарит под своими необъятными телесами, нащупывая мужское достоинство Эдварда. В жизни ему приходилось бывать в разных передрягах, но никогда еще он не жаждал так вырваться на свободу, как сейчас.

Он сфокусировал свой взгляд на лице ведьмы, разглядел крупную, поросшую волосами родинку на кривом носу, подбородок, с которого она недавно, похоже, соскоблила щетину. Бородатую женщину он видел второй раз в жизни. И первый – так близко.

Чудом извернувшись, Эдик ткнул пальцем в обезумевший от страсти глаз водянисто-зеленого цвета.

Толстуха заверещала, отпрыгнула назад. Цитрус выпущенным из пращи снарядом ринулся к окну, распахнул его и, не глядя, сиганул на улицу. Угодил в полные доверху помойные ящики, повалил их, больная конечность погрузилась в зловонную жижу. Содержимое ящиков расплескалось по асфальту. Эдвард прокатился по нему, скользя, как по льду. Некоторое время он лежал, не двигаясь – не мог прийти в себя от охватившего всё его существо чувства глубокого омерзения. Затем что-то взорвалось неподалеку, обдав его дождем осколков. В десяти сантиметрах от своего носа Эдик разглядел горлышко пивной бутылки. Повернул голову и увидел, что обиженная толстуха метит в него очередной стеклопосудой. Бросок. Цитрус вскочил на ноги, оскальзываясь на банановой кожуре и арбузных корках, поспешил прочь.

Из внутреннего двора санатория, миновав железные ворота, он выбежал стремительно, стряхивая с себя текущую с рукавов мерзость, и наткнулся на одного из копов. С такой силой, что тот даже охнул, когда Эдик врезался в него на полном ходу и обхватил здоровой рукой. Пару мгновений мужчины стояли, обнявшись, потом Цитрус попятился. Коп уставился на свою безнадежно испорченную форму – всю в потеках зловонной жижи. Тяжелые, мутные капли стекали и падали на форменные ботинки. Придя в себя от шока, он поднял красное от гнева лицо на преступника. Но того уже и след простыл.

Эдик бежал что было сил. Звук полицейской сирены лился со всех сторон оглушающей симфонией большой охоты. Еще недавно браконьерствующий охотник на людей, вооруженный запрещенным капканом, он сам в считаные секунды превратился в дичь. Мозг лихорадочно искал выход. Куда податься? Где скрыться в городе? Космодром?! Там, наверное, уже толпы полицейских патрулей. Оцепление. Когда власти объявляют план-перехват, в первую очередь перекрывают космодромы, вокзалы и станции катеров. Основная задача – не дать преступнику смыться из города.

Впереди замаячил знакомый силуэт. Огромный и лохматый, похожий на обезьяну коск по кличке Лапша, один из немногих на Баранбау представителей опасной и непредсказуемой расы рангунов – второй по распространенности в галактике после людей. Лапша работал вышибалой у ростовщика Зюзина. Этого персонажа Эдик желал видеть меньше всех на свете.

– Эй, Цитрус, – закричал Лапша, – ты-то мне и нужен!

– Да что вы все, сговорились, что ли?! – вскричал Эдвард и попытался обежать рангуна по дуге. Но тот ринулся ему наперерез. Силы и скорости Лапше было не занимать. Он взвился в воздух, как лучший форвард команды по Мертвецкому рэгби на Больших межгалактических играх. Сбил Эдика с ног и потащил за шиворот в ближайшую подворотню. Цитрус попытался подняться, но рангун прижал его коленом к земле.

– Так, Цитрус, – заявил Лапша, – ты у Зюзина деньги под проценты брал?

– Брал, – обреченно пискнул Эдвард.

– Я ж тебя предупреждал, что Зюзин – это тот же я, только не такой страшный с виду. А на самом деле – еще страшнее. Так?

– Ну, так, – буркнул Эдик и взмолился: – Честное слово, Лапша, мне сейчас не до вас с Зюзиным.

Ему казалось, что копы вот-вот появятся из-за поворота и защелкнут наручники у него на руках. Хотя наручники – это далекая перспектива, а бешеный рангун – вот он, рядом.

– На меня сегодня весь город ополчился, – пожаловался Эдик и продемонстрировал искалеченную левую руку, – гляди, что со мной сделали.

– Пальцы за долги режут? – с пониманием хмыкнул Лапша. – Это правильно. Таких, как ты, учить надо. Жестоко, но справедливо. Вот скажи мне, Цитрус, ты дурак или жить совсем не хочешь?

– Я дурак, – с готовностью согласился Эдик, – только отпусти меня.

– Нет, Цитрус, – скорбно ответил рангун, – не могу я тебя отпустить. Потому что достал ты Зюзина вконец. И сейчас я тебя буду учить уму-разуму, чтобы ты понял, что долги надо отдавать. Давай-ка сюда свою руку.

– Какую?

– Да вот эту самую. В бинтах.

– Ты что? Не надо…

– Надо, Цитрус, надо.

Лапша ударил Эдика в лицо – не очень сильно, чтобы тот ненароком не вырубился. Потом поднялся и наступил лежащему Цитрусу на больную руку тяжелым ботинком.

Эдвард закричал от боли, засучил ногами по асфальту.

– Нравится? – поинтересовался Лапша. – А ты как хочешь?! Думал, долги отдавать не будешь – и всё у тебя в жизни сложится хорошо? Нет, кончилось твое хорошо. Навсегда кончилось. Будешь, падла, знать, как обижать честных людей.

Эдик извивался и едва не плакал, потом взревел, как свихнувшийся мамбусианский хорек, и пнул рангуна между ног. Получилось удачно. Тот охнул от неожиданности, схватился за промежность, но с несчастной руки Эдварда не сошел, пока не услышал, как совсем рядом взвыла сирена.

– Копы! – выдавил он и заторопился прочь, не отнимая лохматых ладоней от ушибленного места. – Ну, я тебя еще достану, гнида!

Цитрус вскочил и, придерживая больную руку, побежал следом. Поравнявшись с ковыляющим Лапшой, он от души пнул его под зад. Зад оказался таким твердым, что Эдик ушиб ногу. Прихрамывая, прибавил шагу. Рангун взревел, но броситься вслед за наглецом не смог – бессильно погрозил ему кулаком и заковылял дальше.

На бегу Эдвард обернулся и увидел, что пара копов заломили рангуну лапы, другие, вынимая на бегу парализаторы, бегут за ним.