Андрей Егоров - Бунт при Бетельгейзе

– Да уж, слова не сказать, без этого ты точно помрешь, – хохотнул низенький толстый конвоир, похожий на большой воздушный шарик. – А насчет колонии не переживай, отправят тебя на Бетельгейзе, как инвалида. У нас система гуманная, на тачку не поставят. Колония номер шесть на Бетельгейзе – место, что надо. Работа легкая, условия хорошие…

При этом толстый конвоир почему-то гадко ухмыльнулся.

– Что еще за номер шесть? Почему номер шесть? – всполошился Эдвард, поглаживая культю левой руки. – Там много колоний, что ли?

– Нумерация сквозная по всей Галактике, – сквозь зубы бросил другой конвоир. – Если бы не твое увечье, давно бы ты резиновой палкой по рогам схлопотал. Помалкивай да шагай вперед!

Цитрус счел за лучшее замолчать на некоторое время. Обидно, конечно, потерять руку. Все копы, которым он твердил, что у него началось заражение, в ответ только смеялись, называли грязным убийцей и отъявленным мерзавцем. Рука рукой, но сколько уже бонусов он получил благодаря ее потере! Палкой вот сейчас не ударили. Да и срок ему определили не триста сорок лет, как планировалось изначально, а всего сто тридцать два. Можно даже выйти на свободу, если очень повезет. Продолжительность жизни всё увеличивается…

Потом, режим содержания. Эдварду полагался дополнительный паек, и теперь его отправят на Бетельгейзе, а не на плутониевые рудники. Неплохо! Руку, если разбогатеешь, можно пришить. Донорскую. Главное, проследить, чтобы была не очень волосата – а то с браслетом неудобно носить, волосы вырываются. Ну и негритянскую руку, наверное, всё же не надо. Хотя и стильно, но как-то больно вызывающе – одна белая, другая черная… А пока достаточно и простого протеза – куска пластика с крючком на конце. А лучше всего руку клонировать, правда, это стоит в пять раз дороже…

– Грузись! – прервал размышления Эдварда конвойный. – Сейчас на распределительный пункт тебя повезут.

Грузовик выглядел не слишком презентабельно. Ржавые пятна на боках, треснувшее и залитое герметиком стекло в одном из иллюминаторов, половина габаритных огней не горит.

– А я думал, сразу на Бетельгейзе, – вздохнул Эдвард. – Хочется, знаете ли, домой!

– То есть как домой? – удивился худой конвойный. – Ты с Бетельгейзе, что ли?

– Нет. Но, если учесть, что мне приведется провести в той колонии сто тридцать два года, полагаю, она станет моим домом. До сих пор я не задерживался на одном месте так долго.

– Ты серьезно собираешься дожить до конца срока? – спросил толстяк-конвоир. – Протянуть на астероидах сто тридцать два года?

– Почему нет? Если уж меня не смогли достать здесь люди Швеллера и Иванова… Полагаю, и там им это будет затруднительно сделать. Да и зачем? Денег я уже точно им не отдам. Как, кстати, на Бетельгейзе можно что-то заработать? Я слышал, в колониях работают. А кто работает, тот получает зарплату. Так ведь?

– Если будешь вкалывать весь день, копеек тридцать тебе заплатят, – хмыкнул толстяк. – Потому что варежки, которые вяжут коски в этой колонии, покупают крайне неохотно. Разве что всякие государственные ведомства, вроде полицейского департамента, за бесценок. Вот и приходится вашему брату париться практически даром. Были у меня варежки с Бетельгейзе прошлой зимой… Чуть руки не отморозил! И это на орбитальной станции, где температура не опускается ниже пятнадцати градусов! А еще, там вроде добывают золото. Но платят за это такие же гроши. Так что, по мне лучше уж варежки вязать.

Цитрус устроился на жесткой лавке позади относительно комфортабельных кресел, которые заняли охранники. Грузовик стартовал без рывков – экономичный ионный двигатель разгонял корабль очень плавно.

– Часто заключенных переводят из одной колонии в другую? – поинтересовался Эдик спустя минуту. Долго молчать он никак не мог.

– Редко, – покачал головой худой, – лишние расходы. Зачем возить вашего брата туда-сюда? Вкалывайте на одном месте. А ты что, хотел посмотреть мир за казенный счет?

– Да нет, я уже напутешествовался по собственной инициативе. А вот вы мне скажите – новичков там избивают или встречают по-доброму? Есть там всякие «прописки» или коск коску – друг, товарищ и брат?

– Заткнись, – попросил худой конвоир. – Откуда нам знать? По мне, если бы все вы поубивали друг друга, честным людям легче бы жилось. Но мы бы тогда остались без работы… А это ведь тоже не сахар.

– Да, не сахар, – кивнул Эдик. Конвоир между тем отстегнул от пояса дубинку. – И даже не мед! Всё, я уже умолкаю! Не бейте меня, я инвалид!

Через пару часов ржавый грузовик пристыковался к черному, помятому метеоритными ударами модулю, служившему распределителем для косков. Перевалочной станцией. Эдика вытолкнули в коридор.

– Будем прощаться… – успел крикнуть он, но грубияны прощаться не пожелали, развернулись и потопали прочь.

Новые конвоиры грубо схватили его и потащили в камеру.

– Надеюсь, мне дадут лучшие апартаменты? – попытался выяснить Цитрус. Но его не удостоили ответом. Эти охранники оказались еще неразговорчивее прежних. Невыразительными лицами они смахивали на синтетических кукол. Да и в коридорах им встречались всё больше разные унылые личности. Только один усатый охранник выглядел более-менее живым. Но его физиономия не понравилась Эдварду еще больше.

Стальная дверь захлопнулась, и Цитрус оказался в крохотной, два на два метра, комнатушке с двухъярусными нарами. Сверху лежала огромная куча тряпья, нижняя лежанка оставалась свободной.

«Надо же, привели в складской номер, – поразился Эдвард. – Неужели станция под завязку набита косками, и меня нужно было обязательно сунуть в каптерку? Не везет, как всегда. И не поговоришь ни с кем. А неплохо было бы узнать, что за дела творятся в колонии на Бетельгейзе, да и вообще, расспросить о тамошних нравах. Ладно, надо поспать. Судья совсем меня утомил…»

Цитрус ловко подхватил крючком протеза одеяло из кучи тряпья на верхней лежанке нар, намереваясь здоровой рукой расправить его внизу. Послышался обиженный рык:

– Беспредельничать не надо! Оставь одеяло!

Эдик замер. Сверху на него смотрели огромные синие глаза с длинными пушистыми ресницами. Пожалуй, это была единственная нежная и трогательная деталь во внешности незнакомца, который, как оказалось, спал под одеялом наверху. Черты лица у него были грубые, а сам незнакомец был просто огромен: не меньше двух метров ростом, с мощными мускулами, волосатыми конечностями…

– А? – только и сказал Цитрус. Одеяло он из рук не выпустил.

– Дылда, – грозно проговорил незнакомец, сделав ударение на последнем слоге. Звучало это грозно.

– Не надо дылду, – пробормотал Эдик, со страху решив, что это какая-то страшная пытка. – Я верну одеяло!