Макс Острогин - Мертвецы не танцуют

Я промолчал. Согласен я был с Япетом. Насчет курения, нечего полезную землю под махорку занимать, пусть лучше помидоры.

– Ты из-за этого пошел? Чтобы спутниками управлять?

– Угу, – кивнул Курок. – А что еще?

– Ничего. Двигаем дальше.

– Не, погоди, может, пожрем малехо, а то у меня от этих таблеток внутри что-то. Глисты бунтуют.

– Потом пожрем, – сказал я. – Послезавтра.

– Так нельзя, Дэв. Нельзя все время идти, может приступ приключиться. Лето-то жаркое.

Лето выдалось жарким, действительно.

Город раскалился, бетон выпил воду, трава, кусты и деревья высохли и пожелтели, активная мертвечина почти вся попряталась и выползала только ночью, дни были заполнены тишиной и пылью, ну, мрецы пображивали. Иногда в переулках возникали неожиданные вихри, ветер подхватывал ржавый песок и шелестел им по мятому железу машин, это мне больше всего нравилось. Остановиться в полдень, забиться в щель где-нибудь уровне на пятом, лежать, слушать. Все равно в жару передвигаться много нельзя – солнечный удар поймать, как нечего делать. Лучше лежать. Вечером, кстати, тоже интересно – когда раскаленное царство начинает остывать. Железо и камень трещат и даже как-то подвывают, точно разбуженные грядущей прохладой жрецы, поднимающиеся из нор на вечернюю охоту. Но днем лучше.

– … Клопов! Я знаю, где они живут! Здоровенные! Этих клопов да Япету в койку! Будет весь искусанный ходить, как собака…

Неужели получше кого не нашлось? Ну почему всегда ко мне этих прицепляют? То Серафима, стрелять не умеет, зато спорит на каждом шагу. То Шнырь, того и гляди убежит куда. То этот…

Курок. Окурок. Укурок. А ведь на самом деле Курок – это ведь скорее всего сокращение. Окурок. Почему у меня всегда Окурок?

– Тут уже рядом, – сообщил Курок. – До того места.

Он сверился с картой.

– Направо.

Повернули направо.

Улица была заполнена пухом. Примерно таким же, какой от тополиного цвета получается, только красивее, к каждой пушинке приделана маленькая сияющая капля. Ветра не было, и пух висел в неподвижном воздухе, покачиваясь и вращаясь, медленно, как часовая стрелка. Как-то все это выглядело ненастояще, вот как снег в стеклянном пузыре.

– Выдрин пух, – сказал Курок. – Не сезон ведь еще вообще-то…

– Жарко, вот и вырос.

Я задрал голову. Самой выдры не видно, ее всегда не видно, притаилась на чердаке или в квартире пустой и расцвела.

– Надо осторожно ходить, – Курок кивнул на пух. – Он на движение летит. Жирный уже, может и слипнуться… Смотри.

Курок подобрал камень. Осторожно, без резкого замаха швырнул в скопление.

Булыжник сбил несколько пушинок, другие вдруг пришли в движение, как будто схлопнулись, и вот уже вместо камня по асфальту катился небольшой пушистый шар.

– Потом три часа выбирались бы, – усмехнулся Курок. – А эти капли еще и едучие, всю рожу бы разъели… Знаешь Валеру? Она из этой пакости носки вязать умеет. Вот к ней Япет приходит и говорит: Лера, всем известны твои носки, а трусы тебе не трудно связать? Валера отвечает: нет, не трудно, только он же едучий, сами знаете, можно пострадать. Одно дело пятки, другое дело… А Япет и отвечает: да мне это не страшно, у меня пять лет назад все уже отвалилось… Давай, потихоньку.

Мы двинулись через выдрин пух. Неприятная штука, аккуратнее надо с ней. И капельки эти жгучие, и сам опасный, легко в такой ком закататься, что и не вылезти. Хотя и польза есть – из капель горючку добывают. Причем хорошую очень, медленную, долго горит, и горячо очень, если требуется, к примеру, сейф прожечь. Если бы в сейфах что-то ценное лежало, то и прожигали бы, а то там, в сейфах, дребедень одна обычно. Алмазы, золото. Нет, конечно, от золота тоже польза есть. Если вот желудок прихватило, то надо делать вот что: столовую ложку золотого порошка, ложку спирта, ложку меда. Все смешиваешь и глотаешь. Помогает здорово. Или зубы золотые делать, короче, от золота польза есть, а алмазы только на блесны годятся, подземных рыб удить. Петр пытался как-то алмазную броню построить, красиво получилось. Непрактично только. Тяжело, блестит здорово.

Я шагал первым. Пух касался одежды, покачивался над головой, складывался в узоры. Говорили, что при определенных условиях пух образует огромные сети-ловушки. И стоит какому-нибудь неудачнику в эту сеть забрести, как срабатывает спусковой механизм, что-то щелкает – и весь пух устремляется к тебе. Химические ожоги, удушение, переломы, почему выдра – непонятно.

Улица выдрина пуха осталась позади, удивительное разнообразие все-таки погани, подозрительное разнообразие. Точно сидит где-то в подвале психопат и придумывает все это омерзительное великолепие. Мы остановились посреди дороги и стали стряхивать пух, осторожно.

– Зебру знаешь? Ну, рожа у него полосатая еще, он в рогатку попал, и его в колючку зашвырнуло. Так вот, он наделал из выдрятника самогона и нажрался. А если из выдрятника пьешь, надо углем сразу закусывать, а у него уголь кончился! Ему все кишки и прожгло! Доктор ему резиновые вставил, из клизмы. Теперь можно спокойно нажираться.

Зебру я знал, рожа у него действительно полосатая.

– Слышь, Дэв, а что это Серафима вчера с синей мордой, а? Ты настучал?

– Она с лестницы упала, – ответил я. – Слишком залюбовалась своей красотой, вот и обвалилась. Лицом ушиблась.

– Ага, знаю я, как лицом ушибаются. Она Япету, небось, наболтала. Поговаривают, что она Япетова внучка, между прочим.

– И что?

– Как что? Не въезжаешь? Ты настучал по морде внучке начальника, а на следующий день тебя в зоопарк отправляют. Туда дойти нельзя, это стопроцентно. Так что на полпути ты развернешься и воротишься с позором!

Курок руки потер даже, видимо, представил, как я вернусь с позором.

– Вот почему нельзя напрямик идти? – Он достал карту. – Гораздо ближе ведь получится, вот так. Нет, придумали какие-то зигзаги. Зачем на север, а?

– Вдоль кольца всегда удобнее пробираться. И заблудиться сложнее.

– В Москве вообще заблудиться нельзя, это не Старые Блевотины. Тут либо кольца, либо проспекты… А, что тебе говорить…

Курок собрался произнести еще что-то, но не получилось, чихнул от пыли, резко вдохнул, несколько пушинок ворвались в легкие. Курок замер. Лицо покраснело, затем посиреневело.

Он закашлялся, сильно и неприятно, я попробовал похлопать по спине, но Курок отодвинулся, не любит, когда до него дотрагиваются. Частый недуг среди наших – это оттого, что под землей живем. Подземность на психику сильно действует, да и не на психику – вон, шахтеров вспомни.

– Готов, – сказал уныло Курок. – Теперь она внутри вырастет.

– Кто вырастет? – не понял я.

– Выдра. Знаешь, почему это выдрой-то называется?