Дмитрий Силлов - Счастье для всех

– Н-нет…

– А еще ты будешь каждый день носить и складывать под дверь мясо, масло, картошку, бобы и хлеб. Все очень просто. Пришел, позвонил и ушел. Если никто не возьмет продукты, на следующий день ты заменишь вчерашние на свежие. Все понятно?

– Д-да… Конечно, м-мистер Шухарт, я все сделаю…

– Вот и хорошо.

Управляющий дрожал как осиновый лист, по его лицу катились крупные капли пота. Сталкер убрал пистолет, засунул его обратно под куртку и не спеша спустился вниз по лестнице.

Рэдрик вышел из подъезда и остановился. Во дворе гудела небольшая толпа, человек пятнадцать-двадцать. Люди нерешительно топтались на месте, почти все курили, сплевывая себе под ноги. Плохой симптом. Обычно люди ведут себя так, когда сильно нервничают. А нервная толпа может многое, но ничего из этого многого хорошо не заканчивается.

Завидев Шухарта, многие отвели глаза. Но не все. Рэд мгновенно выделил из толпы зачинщика с глазами цвета утреннего тумана.

– Привет, сталкер, – выкрикнул зачинщик, делая шаг вперед.

– И тебе не кашлять, Рябой, – сказал Шухарт. – Чем обязан?

– Твое дармовое счастье для всех повернулось боком, – заявил сталкер, засовывая обе руки в глубокие карманы камуфлированных штанов. – От нас больше никто не берет ни денег, ни золота. В городе продукты кончаются, а торговцы разводят руками – поставщики отказываются иметь дело с жителями Хармонта. Вчера ООНовцы перекрыли все дороги, впускают в город и выпускают обратно только по спецпропускам. Что ты на это скажешь, Рыжий?

Рэд вздохнул, поднял голову и посмотрел на небо. И зачем он спьяну рассказал обо всем в «Боржче»? Люди просили – он и рассказал. Захотел почувствовать себя богом? Ну и как оно? Хреново, честно говоря, особенно когда теряешь все, что тебе было дорого, а вчерашние почитатели вот-вот собираются разорвать тебя на части. Да уж, трудно быть богом, не замарав рук в крови. Но иначе никак. Иначе твои собственные руки рано или поздно окажутся прибитыми к кресту.

Слов не требовалось. И так все было понятно. Но он все-таки сказал:

– Не называй меня Рыжим, сталкер, не люблю. И, если честно, пошел бы ты в ведьмин студень вместе со своей осчастливленной пристяжью.

В следующую секунду руки Рябого вылетели из карманов, словно подброшенные спрятанными там пружинами. Но Шухарт оказался быстрее. Армейский «Кольт» глухо гавкнул, словно разозленный ротвейлер, и Рябой со всего маху грохнулся затылком об землю, расплескав по ней изрядное количество мозгового вещества, добросовестно взбитого экспансивной пулей.

Толпа прянула в стороны, с ужасом глядя на труп, раскинувший руки, в каждой из которых было зажато по метательному ножу. На поверхности обоюдоострых клинков пузырилось что-то зеленоватое, похожее на «газированную глину», нанесенную тонким слоем.

– Кто следующий? – равнодушно спросил Шухарт.

Плевать, что в «Кольте» больше нет патронов. Во-первых, толпа об этом не знает, все смотрят не на затворную раму, отъехавшую назад, а на Рябого, умершего так быстро и неожиданно. Во-вторых, если кинутся, то первого попавшегося он точно загрызет зубами. Вцепится в горло и не отпустит до тех пор, пока тот не перестанет дышать. Такое уж у него, Рэда Шухарта, сейчас настроение.

Но следующего не нашлось. По одному, по двое толпа начала стремительно рассасываться. Остались только человек пять наиболее впечатлительных, которых вид трупа вогнал в жесткий ступор. Но и те вздрогнули и обернулись, когда проезжавший мимо сквера на велосипеде парень заорал благим матом:

– Чего встали? Военные город оцепили, заграждение ставят! Давайте все на площадь, пойдем к мэрии, будем требовать ответа у властей, что все это значит!

Через полминуты сквер был пуст, но Шухарт этого уже не видел. Он быстро шел дворами в сторону юго-западной окраины города, где в самом конце Горняцкой улицы стояла старая будка телефона-автомата. Хрипатый клялся, что в прошлый раз ничего не тронул, кроме фарфорового контейнера с «ведьминым студнем». Что ж, ему можно верить. Когда дело касается больших денег, Хрипатый Хью не разменивается на мелочи.

Дойдя до старого, заброшенного пруда, Шухарт достал «Кольт», вытер его о полу куртки и осторожно взялся за спусковую скобу, собираясь зашвырнуть пистолет на самую середину большой зловонной лужи. Украденное погибшим Артуром оружие Барбриджа, пустое, как его хозяин, и так же, как Стервятник, помеченное смертью, было больше не нужно Рэду. В тайнике под будкой сталкера ждал точно такой же «Кольт» вместе с оцинкованной коробкой, набитой патронами, мешочком с «браслетами» и старым бумажником, в котором лежат поддельные документы на имя какого-то Боба с трудно выговариваемой фамилией. Новый пистолет, новые документы, новое имя и новая жизнь. Другая жизнь. В которой никогда уже не будет простого человеческого счастья, что он однажды нашел и так неосмотрительно потерял – теперь уже, наверное, навсегда…

Но потом Рэд Шухарт подумал, что за два года пистолет мог проржаветь насквозь, как и репутация Хрипатого Хью, а в случае чего тяжелая железяка в кармане – это не только второй кастет, но и неслабый психологический фактор. Если поймают, то по-любому за убийство Рябого тюрьмы не миновать, так что пусть пока что «Кольт» Стервятника погреется под курткой. Может, на что и сгодится.

Есть такое странное выражение: не знал, плакать или смеяться. Глупое выражение, если честно. Человек обычно либо плачет, либо смеется, и знать для этого ничего ему не надо. Как сказал бы доктор Валентин Пильман, что последнее время постоянно вещает по радио, «это две непроизвольные реакции организма, не зависящие от желаний индивида».

Но Стервятник Барбридж и правда не знал, что ему делать. Переведешь взгляд на увешанную оружием стену, где под двумя перекрещенными ножами «Боуи» висит портрет сына с черной ленточкой – и слезы сами собой катятся. А глянешь вниз – и смех разбирает. Вот они, ноги, которые Зона отняла два с половиной года назад, а сейчас вернула целехонькими. Правда, с процентами вернула. Со страшными процентами по милости одного рыжего урода, которого, была бы воля, удушил собственными руками. Как подумаешь о том, кто увел Артура к Золотому шару и использовал в качестве «отмычки», слезы вновь сами наворачиваются. Но на этот раз злые слезы, замешанные на яростном скрежете оставшихся зубов.

Но сидеть в комнате, то рыдая, то ухохатываясь от счастья, занятие утомительное. И на второй день оно Стервятнику изрядно надоело. Осознав, что так недолго и рассудком тронуться, старый сталкер подошел к бару, открыл его, подумал недолго, после чего, игнорируя бокалы, взял квадратную бутыль с загадочной надписью «Old No. 7» и выпил ее всю прямо из горла.