Дэн Юлин - Проект 2012

Кощей до ломоты сжал зубы, по лицу градом катился пот, стараясь не закричать, перекатился на середину комнаты. Огляделся, на миг глаза застила пелена, и, холодея, заметил наступившую вокруг тишину. Хотел облегчённо выдохнуть, мышцы на миг расслабились, когда сообразил, что на самом деле это плохо, если не сказать хуже. Потому что не осталось больше живых, вкусно пахнущих людей, и некому отвлекать от него чудовищ. Из чего следовал вывод, не утешительный, но правдивый: если не встанет и не доберётся до выхода – домой уже не вернуться. И не только домой, его даже не похоронят по человечески, если не считать таковым тот факт, что в землю он попадёт, несомненно… После того, как его сожрут, переварят, а затем… хорошая мысль, успокаивающая. Именно поэтому Кощей снова сжал зубы, твёрже сдавил пистолет, перекатился, стуча мослами по полу и оставляя на досках капли пота, и рывком встал на ноги. Замер, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь. Почувствовал, как что-то насторожилось, словно удивилось, как могло прозевать, а затем… неуловимо пришло в движение.

Только в этот раз Кощей оказался готов.

Бесформенное пятно вытянулось, приближаясь.

Кощей ждал до последнего, а когда до фигуры осталось меньше метра, открыл огонь.

Бах! Бах! Бах!

Раз, другой… третий… увидел мешком свалившуюся тварь, услышал стеклянный визг, почувствовал чужую боль. А затем прыгнул к двери, и чужая боль мгновенно сменилась своей. Раскалённым прутом вонзилась в ногу, проткнула тело и врезалась в макушку. Из глаз брызнули слёзы, мочевой пузырь сократился, а тело прошиб пот.

Ещё один прыжок – и рука нащупала ручку.

Кощей скорее почувствовал, чем увидел: сзади что-то подбирается, а может, учуял – воняли твари мерзко. Короче, понял и уразумел: для спасения не хватает всего нескольких секунд и одного шага.

Вперёд…

Но вместо этого отпрыгнул назад, сдуру, и снова спас себе жизнь.

Оставляя приторный запах сырого мяса, мимо пролетело что-то тяжёлое, обдав вонью застарелого пота и мочи, смачно врезалось в стену.

– Не торопись, – процедил Кощей, разряжая остатки обоймы в поворачивающегося к нему монстра.

Залетевший в открытую дверь ветер донёс запах улицы – запах спасения: по имеющимся сведениям, обрубки из дома не выходили.

Мужчина сделал последний шаг, и… увидел в проёме нечто. Разглядеть чудовище мешал бьющий в глаза свет от прожектора, но и увиденного оказалось более чем достаточно. Закричав, Кощей отпрянул назад. Выставил перед собой руки и закрыл глаза, мысленно прощаясь с жизнью.

Тварь метнулась следом.

Над головой полыхнула молния и ударил гром, что-то блестящее залетело под рубашку и с шипением прилипло к коже. В следующую секунду чьи-то руки схватил Кощея за талию, и грубо толкнули вперёд. Мужчина пробкой вылетел в дверь и свалился на агонизирующего бионита. Снова закричал, когда руки провалились внутрь, а пальцы коснулись скользких внутренностей и горячих механизмов. Замер, когда опять загремели выстрелы, и закрыл глаза.

Если у Кощея сильными были руки, то у Ганса, судя по всему, ноги. Потому что бежал он так, что вряд ли уступил кому-нибудь из бывших одноклассников. А ведь когда сдавали нормативы, подросток не входил даже в первую пятёрку. Зато сейчас пришёл бы первым. Парень нёсся, словно за ним гналась стая волков, и при этом тащил на плечах Кощея. При каждом шаге главарь громко стонал, но не ругался, хотя и хотелось. А ещё Кощей хотел вернуться к двери в дом и долго громко кричать, орать и посылать всех куда подальше, но вместо этого он стонал и плакал. А когда Ганс подбежал к машине и помог забраться внутрь, произнёс одну фразу, после чего сразу потерял сознание:

– Что за падла открыла огонь…

И Гансу хватило ума не сознаться.

Диман заставил себя пошевелиться. В прямом смысле слова. Напряг мускулы, словно подтягивался или отжимался, согнул руки. После увиденного хотелось лежать, забиться в какую-нибудь щель и не двигаться. Невозможно, в природе не существует. Пасовало хвалёное Мишкино воображение. Однако было. Он сам, да и друг тоже, своими глазами видел, как какие-то твари (не люди, точно) набросились на тех, кто выдавал себя за ментов. А затем… хорошо, что он избавился от ужина, потому что в желудке снова закрутилось. Чёрт… Полный трындец. Неужели байки про мутантов правда? Но тогда… что ещё из многочисленных ужастиков, рассказанных пацанами, существовало в реале? Пятно на стене? Призраки? Чёрный-чёрный лес или чёрная комната? Пожалуй, с комнатой он угадал, действительно чёрная – по крайней мере, ночью. А днём, скорее всего, станет красной, а потом снова чёрной, когда кровь запечётся.

Снова захотелось в туалет.

– Домой хочу, – послышалось в темноте.

– Чё? – Диман скорее пошевелил губами, чем действительно произнёс слово.

Рядом заворочался Мишка, кажется, он дрожал:

– Х-хочу домой. – Действительно трясся, дрожь накатывала волнами. – Д-домой…

– Хорошо. – Диман прикинул, где может находиться ближайшее окно, осторожно поднялся и потянул за собой товарища.

Ребята медленно, на негнущихся ногах, словно роботы с заржавевшими шарнирами, стараясь не смотреть по сторонам, но всё равно каждую секунду оглядываясь, прошли в соседнюю комнату где, как и прежде, двинулись вдоль стены. Только теперь перпендикулярно коридору, по которому крались до этого. Миновав ещё два помещения, с облегчением увидели светлеющий провал окна, без стёкол и не заколоченный: выход на улицу, где рассказывают страшные истории, но не участвуют в них.

Дмитрий чуть ли не за руку подвёл Аспирина к окну. На несколько секунд заставил замереть, прислушаться: нет ли погони, затем подсадил, помогая забраться. Как только друг спрыгнул, весь обратился в слух, ожидая нападения. Ничего не услышал, в ушах звенели лишь выстрелы и крики, и схватился за обколотые кирпичи. Напрягся, из-под пальцев посыпалась штукатурка, хотел уже забраться на подоконник, когда на глаза попалась ещё одна дверь.

Подозрительно крепкая, и на вид совсем новая…

Костёр уставились на пятно света, отбрасываемое откуда-то с улицы и падающее на клёпаную металлическую поверхность.

Ровную и недавно крашенную…

Тело свела болезненная судорога, нога соскочила, и Дмитрий больно ударился о шатающуюся кладку коленом. Из груди вырвался стон, но взгляд остался прикованным к подозрительной створке.

Неужели, правда, крашеная?

Поддавшись нездоровому любопытству, согнувшись буквой «Г» и потирая ушибленное место, Костёр проковылял к двери и осторожно коснулся блестящей ручки. Провёл по свежей краске рукой, оставляя на глянце едва заметный влажный след. Пытаясь определить, есть ли кто с другой стороны, прислонился к двери ухом и прислушался.