Дмитрий Старицкий - Горец. Вверх по течению

Последней мыслью ожгло, что лучше бы вообще за грибами в этот день не ходить никуда. Перебилась бы девчонка и без грибного супчика. Не первый же приступ к телу… Уже дала…

С птахами и проснулся. От их радостного чириканья, больше похожего на благодарственный молебен вернувшемуся солнцу.

Скромно позавтракал и дальше потопал. Умереть голодной смертью я не боялся – это надо быть наследственным балконным жителем, чтобы в лесу с голоду помереть. Даже без браслета из паракорда. Но все же, все же… Совсем переходить на подножный корм – это время существенно терять. А когда я к людям выйду – вопрос, на который у меня нет ответа. Кушать же хочется каждый день.

Трудно сказать, сколько километров я отмахал так в одиночестве. В горах этого не понять. Прямых горных дорог и в цивилизации нет – сплошные серпантины. А тут даже тропки никакой, людьми натоптанной, пока не обнаружилось.

Крупных зверей я не видел, мелких же больше на звук опознавал – разбегались они от меня по кустарникам. С шумом.

Один раз большая пятнистая змея толщиной с мою руку поперек пути ползла. Долго. Пришлось неподвижно стоять, опершись на копьецо, ждать, пока это неторопливое пресмыкающееся дорогу освободит и в свои папоротники уползет.

По соседним горкам, на скалах, скакали мелкие горные козлы стайками по десятку-полтора голов.

Какие-то парнокопытные и в лесу водились. Но я их самих не видел. Только следы. Звериные тропы водопойные на ручье часто встречались. Человеческие – нет.

Обедал у небольшого водопада, которым окончился мой путеводный ручей-провожатый. Водопад понизу пробил в камне небольшое озерцо прозрачное – каждую гальку видать на дне. Рыба там водилась крупная, гоняясь за чешуйчатой мелочью, которую исправно поставлял водопад.

Вырезал себе острогу примитивную – счетверенный наконечник врастопырку. Посидел час на камушке практически неподвижно. Но добыл крупную рыбу только с пятой попытки. Длиной почти с мой локоть. Незнакомую на вид. Выпотрошил ее, убрал все брюшные пленки – про них препод по ихтиологии нам говорил, что само мясо рыб ядовитым не бывает. Только плавники, жабры, брюшные пленки и иногда икра. Вот и я не буду рисковать. У этого экземпляра икры не было – молоки, но я и их на всякий случай выкинул обратно в воду – рыбки все подъедят.

Запек эту неизвестную мне рыбу на углях, на импровизированной решетке из сырых очищенных веток. И съел. Даже не съел, а пожрал все, как голодный кот – с урчанием. Соли у меня только мало – спичечный коробок, и все. Но на это раз я не пожадничал. Экономить потом будем.

Отобедал до осоловения да и привалился к нагретому камню – переваривать. Заодно ноги помыть и портянки на теплом камне просушить. Ноги теперь для меня – главный орган в организме. Хорошо еще я догадался сапоги обуть, а не кроссовки. Сейчас бы от этих кроссовок одни ошметки остались бы и свалянные убитые носки.

Так хотелось подольше остаться у этого водопада – в озерце под ним я еще десяток крупных рыбин видел. Но не ко времени курорт разводить. Топать надо. Определяться с местом. Меня дома ждут.

Горы на взгляд стали выше и дальше. Вроде я на верном пути – в долины спускаюсь. Главное, выйти к людям, а там до Москвы добраться уже не проблема. Или до Калуги. А от Калуги до родительского хутора уже совсем просто. Деньги у меня с собой есть. На билет хватит. А не хватит, так телеграмму пошлю отцу, тогда и вернусь домой даже от Владивостока.

К исходу второго дня наткнулся наконец-то на натоптанную широкую тропу, почти дорогу. Следы в основном звериные – странные такие копыта, скругленным трилистником. Передние – подкованные. Да и следы узких колес четко говорили мне, что люди тут точно есть, раз они что-то возят. А возят они какие-то камни – их много тут по обочине валяется. Рядочками такими с перерывами. По обе стороны пути, что характерно. Видать, с кузовов нападали.

Поднял такой камушек, посмотрел – ничего не понял. Камень как камень. Серый с искоркой. Меня не учили в камнях разбираться. Я все больше по живому. Или уже совсем с готовым железом…

Попил водички из термоса – холодная еще, и потопал в приподнятом настроении по дороге этой вниз. Вверх почему-то не захотелось.

К закату вышел я на избушку на курьих ножках, что стояла чуть в стороне от дороги. Мог бы и не заметить, если бы не крутил головой по сторонам, как истребитель. Ответвление от дороги шло зигзагом и большими кустами было как бы замаскировано. Да и не накатано особо.

Заимка на небольшой полянке у тонкого ручейка маленькая совсем. На двух широких пнях стоит на метр от земли. Пни эти на куриные лапы точно похожи своими раскоряченными корнями. Крыша в два ската. Дверь и одно волоковое окошко закрытое, почти под самой крышей. Дверь заперта просто на приставную палку враспорку – от зверей, не от людей.

– Ну, и где тут Баба-яга? – спросил я пространство. – Банька мне сейчас точно не помешала бы.

Пространство мне ничего не ответило.

Варя́ на ужин нехитрый супчик на допотопной керосинке, не переставал удивляться приютившему меня домику. Видно, действительно места тут глухие, раз такие заимки стоят, как в уральских лесах. Стол, колченогий табурет и полати – вот и вся обстановка. Полка еще под самой крышей с небольшим запасом соли, спичек, макарон, травки сушеной типа чая, сушеных же овощей… Мясо, видать, тут в лесу добывают – в коробке медной жести с притертой крышкой небольшая банка черного пороха, дробь, круглые пули и плоские капсюли. Немного всего – зарядов на десять. Но мне и этого выше крыши, спасибо вам, добрые люди, только у меня и ружья-то нет.

После сухомятки последних дней жутко хлёбова хотелось. Вот и варю что-то вроде лукового супчика. Овощи местные. Сыр еще московский с бутербродов.

Бабы-яги, как и ее внучки, ни в домике, ни окрест него не нашлось, но чувство того, что я самый настоящий Ванька-дурак, меня не покидало. Сюр какой-то… Сказка для малышей младшего студенческого возраста. Одно утешало, что люди тут все же есть. Оставил же кто-то припасы в этой заимке. Только вот люди ли? – сомнение грызло. Как бы не орки с альвами…

И эти еще трехпальцевые копыта. Нет на Земле таких гужевых животных. Это я точно знаю.

Несмотря на все непонятки, спал я в эту ночь как убитый. Может, потому что дверь прочная на железном засове. Даже то, что какие-то блохи меня кусают, понял только перед тем, как проснуться. М-да… Это далеко не Рио-де-Жанейро. Впрочем, как там в бразильских фавелах с блохами обстоит, я не знал. По «Дискавери» это не показывали. Может, еще хуже.

Настроение у выспавшегося организма прекрасное. Вот что значит вкусного жидкого да горячего похлебать и выспаться как следует в безопасной обстановке. Шел я по лесной дороге и напевал «Вечную любовь» Азнавура, пока не понял, что мне в спину пристально смотрят. Оборвалось мое пение на словах: «Я уйти не мог, прощаясь навсегда». Оглянулся поспешно. На фоне зеленых кустов орешника стояла и смотрела на меня во все синие анимешные глазищи девчонка-пигалица лет двенадцати-тринадцати, держа в руках веревку, к которой была привязана за рога вполне земного вида белая коза. Ноги босые. На худом тельце просторный сарафан на лямках. На голове косынка, из-под которой выбиваются соломенного цвета локоны. Ну, чисто Сольвейг из этого… «Пера Гюнта».