Пирс Браун - Утренняя звезда

Нашего связного зовут Ролло. Жилистый и ироничный, со сверкающими умными глазами, охотник до женского пола, хотя в разговоре примерно два раза в минуту упоминает жену – «самую красивую женщину, когда-либо ступавшую по марсианской земле». Они не виделись восемь лет. Все это время он работал в Улье сварщиком на космических башнях. Теоретически он не совсем раб, как алые в шахтах, работает с товарищами по контракту, но на самом деле это та же кабала: четырнадцатичасовой рабочий день, шестидневка, все время находишься в пространстве между башнями-мегалитами, пронизывающими Улей, варишь металл и молишься о том, чтобы не получить травму на работе. Случись что – не сможешь зарабатывать, не заработаешь – не поешь.

Севро и Виктра идут в середине нашей группы под предводительством Ролло, и я случайно слышу их разговор.

– Что-то он возомнил о себе, – шепчет Севро.

– Зато бородка у него что надо, – отзывается Виктра.

– Синие называют это место Ульем, – рассказывает Ролло по пути к изрисованному граффити трамваю, которому уже не поможет никакой ремонт.

Здесь пахнет жиром, ржавчиной и мочой. Бездомные бродяги спят на полу металлических коридоров. Ролло не глядя перешагивает через тела, завернутые в одеяла и прочую ветошь, но руки́ с потертой пластиковой рукоятки импульсовика не убирает.

– Для синих это и правда улей. Тут их дом, дети ходят здесь в школу. Живут в небольших свободолюбивых коммунах, на самом деле – практически сектах, где их учат летать и синхронизироваться с компьютерами. Но я вам скажу вот что: это место – настоящая мясорубка. Сюда попадают люди. Потом вырастают башни. А потом отсюда вываливается мясо, – кивает он себе под ноги.

Лежащие на полу бродяги не подают признаков жизни. Лишь небольшие струйки пара поднимаются из-под грязного тряпья, словно из трещин на залитой лавой долине. Я дрожу от холода под тонкой серой курткой, поправляю на плече сумку с оружием. На этом уровне жуткий мороз: наверное, изоляция старая. Крошка выдувает облачко пара из ноздрей, толкая перед собой тележку с опасным грузом и печально глядя по сторонам. Виктре эмпатия незнакома: она спокойно идет вперед, время от времени отпихивая носком ботинка кого-нибудь из бродяг, неудачно расположившихся на ее пути. Один из них недовольно шипит, поднимает глаза, потом выше, еще выше и наконец видит раздраженное лицо убийцы ростом два двадцать. Несчастный тут же откатывается в сторону, тяжело дыша сквозь зубы. Рагнар и Ролло холода, похоже, вообще не замечают.

Сыны Ареса ожидают нас на старой платформе и в трамвае. В основном – алые, но оранжевых тоже хватает, среди них один зеленый и один синий. Я вижу пеструю коллекцию импульсовиков. Сыны напряженно вглядываются в другие коридоры, ведущие на платформу, потом замечают нас и тут же спрашивают, кто мы такие. Искренне радуюсь, что на мне черные контактные линзы и протезы.

– Думаете, будут неприятности? – спрашивает Севро, разглядывая оружие в руках Сынов.

– Последние пару месяцев к нам с рейдами стали наведываться серые. Не просто дурни из местного участка, а реально крутые ублюдки, легионеры. Тут бывали парни из Тринадцатого, Десятого и Пятого. Месяцок выдался так себе. – Старший группы понижает голос. – Они нас прилично потрепали. Захватили наш штаб в Яме, да еще парней из синдиката на нас натравили. Основной корпус Сынов помогает алым повстанцам на станции, а наши оперативники пока что и бровью не повели. Не хотели рисковать, понимаешь? Арес сказал, у тебя очень важное дело?

– Арес мудр, – презрительно отвечает Севро.

– А еще любит ломать комедию, – добавляет Виктра.

Рагнар останавливается в дверях трамвая и разглядывает антитеррористический плакат, приклеенный к бетонной колонне в зоне ожидания пассажиров. Надпись на плакате гласит: «Увидишь – не молчи!» На нем изображен бледный алый со злобными темно-красными глазами, в типичной поношенной шахтерской форме, который сидит на корточках около двери с табличкой «Вход воспрещен». Остальную часть плаката не вижу: она закрыта граффити повстанцев. И тут я понимаю, что Рагнар смотрит не на постер, а на человека, съежившегося на земле у колонны. Капюшон откинут, левая нога – допотопный механический протез. Жесткая коричневая повязка закрывает половину лица. Раздается шипение, словно выходит сжатый воздух. Мужчина запрокидывает голову, прислоняясь к бетону, и обнажает в улыбке абсолютно черные зубы. На пол со стуком падает пластиковый картридж с местным опиумом – нюхательной смолой.

– Почему вы не помогаете этим людям? – спрашивает Рагнар.

– А как им помочь? – отвечает вопросом на вопрос Ролло, но потом видит искреннее сочувствие на лице Рагнара и немного теряется. – Брат, мы сами-то едва концы с концами сводим, зачем нам делиться с этими… отбросами.

– Но он – алый… Они – ваша семья, – не унимается Рагнар, и Ролло хмурится, так как черный говорит правду.

– Не стоит его жалеть, Рагнар, – холодно произносит Виктра. – Он нюхает дрянь, которую толкает на улицах синдикат. Такие, как он, перережут тебе горло средь бела дня – и глазом не моргнут. От них осталась только пустая оболочка.

– Что?! – резко восклицаю я, поворачиваясь к ней.

Виктра не ожидала от меня такой реакции, но сдаваться не намерена и с вызовом повторяет:

– Пустая оболочка, дорогой! Человек должен иметь достоинство, а такие, как он, давно его утратили! Вытравили из себя, причем добровольно, а не потому, что им велели золотые. Хотя, конечно, гораздо проще обвинять нас во всех смертных грехах. С какой радости я должна жалеть подобных ему?

– С такой! Не всем повезло родиться в хорошей семье! – резко отвечаю я, и Виктра умолкает.

– Дама права насчет «перерезать горло». Большинство из них – гастарбайтеры вроде меня. Если не считать жены, у меня в Новых Фивах еще три женщины, которым я посылаю деньги, вернуться домой я не могу, пока не отработаю по контракту, мне четыре года осталось, а эти бедняги уже потеряли всякую надежду на возвращение.

– Четыре года? – с сомнением в голосе спрашивает Виктра. – Ты же здесь уже целых восемь лет!

– А за транзит кто будет расплачиваться? – качает головой он, и Виктра озадаченно смотрит на него. – Компания не оплачивает переезд. Надо было внимательнее читать то, что написано под звездочкой мелким шрифтом. Конечно, я сам решил приехать сюда, и они, – продолжает Ролло, показывая на бродяг, – тоже сделали свой выбор. Только разве это выбор? Либо продолжать работать, либо умереть с голоду, тут и так все ясно, – пожимает плечами он. – Этим бедолагам просто не повезло на работе. Кто-то лишился ноги, кто-то руки. Компания не оплачивает протезы, по крайней мере такие, которыми можно пользоваться…