Аля Холодова - S-T-I-K-S. Шесть дней свободы

Тина, глядя на ее манипуляции, позеленела и отбежала, а остальные даже не попытались приблизиться. Так что в крови копошились вдвоем, причем я, как это ни странно, начала привыкать к подобному. Уже нет такой острой реакции, как поначалу.

Хотя, наверное, все дело в том, что здесь имеешь дело только с живым человеком. Кровь плюс мертвые тела и тошнотворный запах – хуже сочетания не придумаешь.

– Ну, с перевязкой я разобралась, – все с тем же неизменным спокойствием произнесла Ханна. – Теперь надо поставить капельницу, только вымою руки в озере, я быстро.

– А это ничего, что она теперь на спине лежит?

– Ее лучше всего держать в сидячем положении, но это сложно. Мы сделали все, что могли, остальное уже не так важно. Теперь нужно будет просто посматривать на повязку, вдруг начнет сильно выступать кровь.

– Может, замотать получше? Вон какой широкий пластырь есть, можно намертво заклеить.

– Нельзя тратить все, если она сейчас не умрет, повязку придется обновлять, мы и так кучу всего израсходовали. Очень нехорошая рана.

В этот миг глаза госпожи Альбины приоткрылись, она уставилась вверх, нездорово прищурилась, взгляд ее сместился, уперся в меня, окровавленные губы шевельнулись:

– Элли…

Еле слышно, на грани самого слабого шепота произнесла, видно, что единственное слово далось ей с превеликим трудом.

– Да, госпожа Альбина, я здесь. Мы все здесь. Лежите спокойно, вы опасно ранены. Но мы вас уже перевязали, надо просто полежать и…

– Приподними ей голову, – попросила Ханна, бесцеремонно меня перебив. – Госпожа Альбина, вам нужно выпить немного живчика. Ну то есть нектара. Пожалуйста, попробуйте проглотить хотя бы несколько глотков, я знаю, вам тяжело, но это надо сделать, обязательно надо.

Пока Ханна заливала в непослушные губы Вороны нектар, я не переставала трещать с преувеличенной бодростью:

– Просто полежите немножко, вы не так уж сильно пострадали. Сейчас Ханна поставит вам капельницу, и все будет хорошо. Нас, наверное, уже ищут, скоро подойдет помощь и вас отвезут в безопасный стаб. Там есть знахари, они вас быстро вылечат.

Мне показалось или Альбина и правда пытается улыбнуться? Губы характерно растягиваются. Неужели так рада моим словам? Как-то это сомнительно…

– Элли… Ко мне нельзя приводить обычных знахарей. Только допущенных, ты сама знаешь правила.

Да что она вообще несет? Наверное, в голове все перемешалось из-за большой кровопотери.

– Ты меня слышишь, Элли?

– Да, госпожа Альбина, я вас прекрасно слышу, просто не понимаю.

– Я не настоящая госпожа, у меня нет привилегий.

– Но вы же…

– Зачем ты меня искала? – перебила воспитательница.

– Вы о чем?

– Не важно… Элли, я тебе всегда завидовала.

– Чему вы завидовали? Лучше не отвечайте, вам нужно лежать спокойно.

– Не надо меня обманывать. И себя. Ты смогла хотя бы попробовать, а я так и не решилась. Я знала, что ты сегодня задумала. И я помогла тебе. Прошу, не бросай меня здесь. Я такая же, как ты, и я бы тебя не бросила.

– Но, госпожа Альбина, я вас и не думала бросать. Вам просто надо дождаться помощи, она скоро должна подойти.

– Не надо это… нам не нужна помощь… нам нужно уходить. Белла, ты не оставишь меня здесь, и сама не останешься…

Глаза воспитательницы медленно закрылись, шепот затих. Я, недоумевая, ждала, что она продолжит говорить, хотя бы два слова или даже одно, хоть что-нибудь объяснит, но тщетно.

Воспитательница высказывалась в высшей степени странно, что неудивительно для тяжелораненого человека. Однако не похоже, что у нее серьезные проблемы с восприятием действительности. То есть она все понимала и пыталась до меня что-то донести.

Жаль, сумбурно и не полностью.

Ханна, отряхнув руки, потрогала запястье Альбины и невозмутимо заметила:

– Пульс есть. Что она тебе рассказывала? Вообще ничего не понятно.

Я слышала вопрос рыженькой, но не отвечала. Не до этого было. Просто сидела и смотрела сверху вниз на раненую воспитательницу. И раздумывала при этом вовсе не о ее последних словах.

Я думала о ней.

Альбина – старшая воспитательница. Это звучит. Всегда строго одетая, даже в самые жаркие дни я ни разу не видела на ней хоть что-нибудь с короткими рукавами, не говоря уже о большем. И вид с иголочки, серьезность стильно подчеркнута при помощи косметики, прически и прочих ухищрений. Теплое слово от нее услышать трудно, она слишком для этого заледеневшая. А уж придирчивая – просто ужас.

Особенно – ко мне.

Сейчас воспитательница не могла держаться строго и придирчиво. И с косметикой у нее катастрофа, не говоря уже об одежде и прочем.

Сейчас я увидела Альбину с другой стороны, чему способствовали ее последние поступки.

Особенно то, что она поехала с нами без принуждения, по своей инициативе сев за руль. И без контроля с моей стороны долго и уверенно вела грузовик, имея массу возможностей добраться до других стабов или армейских постов, я ведь большую часть пути ее не контролировала и даже не понимала, где мы едем. Но на всем пути мы не встретили никого, кроме зараженных и пикапа восточников.

Альбина сама сказала, что раскрыла мои замыслы. Не сомневаюсь, что это вполне возможно, ведь, зная меня, догадаться нетрудно. Однако не только не попробовала остановить, а даже помогла.

Зачем? И как получила она свою должность? Откуда вообще взялась эта загадочная женщина? Я помню ее серой мышкой на вторых ролях, самое серьезное, что ей доверяли, – водить во дворе хороводы с младшими группами, но еще тогда поговаривали, что у нее весьма доверительные отношения с директрисой, плюс она трудоголичка и полностью игнорирует мужчин, а значит, далеко пойдет.

Про нее много чего говорили. В том числе, что она бывшая воспитанница старшей группы, которую исключили из Цветника за какие-то прегрешения или несоответствие.

Тот еще бред. Не верю, что Ворона настолько старая, то есть я должна была застать ее обучение. О несоответствии тоже не может быть и речи, она достаточна красивая и смышленая, получается, исключать ее из Цветника не за что.

Прегрешения – вообще смешно. Числись за ней серьезные грехи, ее бы и близко к нам не подпустили, ведь к сотрудникам Цветника предъявляют высочайшие дисциплинарные требования.

Старших воспитательниц на весь Цветник четыре – должность уважаемая. Вот только сейчас, потеряв над собой контроль, отчего с лица сошло вечно всем недовольное выражение, она выглядела всего лишь младшей сестренкой Сони. А ведь та простая воспитательница с индексом возраста не выше двадцати восьми. Я, конечно, понимаю, что все можно списать на везение с внешними данными, но, определенно, дело не только в них.

Сейчас я бы не дала Альбине больше двадцати одного года. Вообще-то, она выглядит на девятнадцать без хвостика или с хвостиком мышиным, и невозможно понять, почему до меня это дошло только теперь.