Игорь Минаков - Паутина миров

Лещинский пососал пустую трубку – табака все равно не было – и тут же вынул ее изо рта. Показалось, что над грудой битого кирпича блеснул зрачок оптического прицела. Гаррель, как всегда, отреагировал быстрее. Огненная струя хлестнула по развалинам. Повеяло смрадом горелого мяса.

Значит, не показалось…

– Спасибо, браза!

В ответ раздалось хриплое уханье, означающее у арсианцев довольный смех.

Лещинский включил камеру, закрепленную на плече, и, похрустывая высохшей травой, направился туда, где чернели тела хитников. Нужно было успеть все задокументировать, пока не нагрянули ополченцы. Только больному воображению Корсиканца толпа полуживотных, вооруженных чем ни попадя, могла представляться армией добровольцев. Грязный сброд. И люди, и чужаки. Одинаково голодные, злые, как черти, и беспощадные, как упыри.

Он наклонился над первым трупом. Выстрелом излучателя хитнику снесло голову, но было ясно, что это – человек. Обыкновенный деревенский мужичок-боровичок. Ватник и разбитые кирзачи. Пальцы, желтые от махорки, все еще сжимали цевье помпового ружья.

Занесло же тебя, Федя или Петя, за тридевять земель…

Плоский череп, вытянутые клювом челюсти, пленка третьего века. Ноги коленями назад. Маленькие трехпалые руки, судорожно прижатые к килеобразной грудине. Существо, которое валялось неподалеку от мужичка, было рептилией. Лещинский никогда прежде не встречал разумных ящеров, хотя слухами о них полнился город, чудовищным спрутом раскинувшийся на полконтинента.

Переступив через хвост рептилоида, Лещинский подошел к следующему трупу. Камера на плече гвардейца бесстрастно фиксировала потери противника.

Третий хитник оказался земляком Гарреля.

Лещинский смотрел в безмятежное, длинное лицо мертвеца, на вызолоченные роговые выросты на скулах, и не мог отделаться от ощущения, что это и есть Орхо Со Нон Наррель, высокородный владетель… и кто-то там еще. Разобраться в сословной структуре арсианского общества мог бы, пожалуй, только профессор Сахарнов. Да и то, если бы сидел у себя на кафедре, а не между лавкой скобяных изделий и лупарней бабы Зои.

Что ни говори, а чужаки все на одно лицо…

– Сирень, здесь один из ваших. Не знаешь такого, браза? – Лещинский склонился над мертвым арсианцем.

– Млять! – совсем по-человечески ругнулся Гаррель. – Ну все, с Корсиканца – простава. Догадываешься, Мак, кого мы завалили?

– Есть версии, – отозвался Лещинский.

Что ж, выходит, он не ошибся. Сегодня под заградительный огонь излучателей попал командир самого лихого и безбашенного бандформирования побережья. Высокородный владетель… и что-то там еще.

Это на Арсиане покойный Орхо Со Нон Наррель чем-то высокородно владел, носил тогу с алым кантом и заседал в палате лордов. Здесь же он стал главарем хитников: своры налетчиков, убийц и террористов, не желающих жить по законам Корсиканца. Да и ни по чьим другим законам, включая божеские.

Здесь все поменяли маски. Вынужденно, с болью, с кровью и содранной кожей.

Профессор Сахарнов выменивает на деревянные игрушки еду и обноски. Модельер То Нда Хо Гаррель управляет бронеходом и выжигает хитников, дерзнувших пересечь условную границу скороспелого государства Корсиканца. Бывший студент педунивера Костя Лещинский тоже водит боевую машину чужаков и ловит недовольных режимом в перекрестье прицела.

Сам же Корсиканец был то ли копом, то ли налоговиком; новоиспеченный диктатор оградил свою земную биографию завесой нарочитой таинственности. Пока он обеспечивал людей защитой, кровом и едой, никого его прошлое не волновало. Скрытничает, рассказывает сказки – значит, есть на то причины. А если кто-то вздумает совать нос куда не следует, за Корсиканца – гвардия. За Корсиканца – ополченцы. За Корсиканца – все люди и нелюди, живущие от Чумного городища до Парка, от Забора до Космодрома.

– Отойди, Мак, – проскрипел в наушниках голос Гарреля. – Высокородного владетеля надлежит хоронить с почестями.

– Работай, Сирень, – отозвался Лещинский. – Я – дальше.

Он поспешно отошел от трупа арсианского лорда. Зашипел огнемет бронехода – Гаррель дал на форсунки полную мощность, спину Лещинского окатило жаром.

Неожиданно пришел в себя карлик-нген. Тот самый хитник, который прятался за грудой битого кирпича, где его и поджарил Гаррель. Нген заперхал, забил по земле обгоревшими ручками-ножками. Лещинский склонился над ним, ощущая тошноту: сильно уж досталось недомерку, человек или арсианец с такими ожогами давно бы отправился на тот свет.

– …кара с неба на наши-ваши голова… – прохрипел карлик. – Шло сказаться Корсиканцу… Долбаные уроды, зачем оно палить?..

Слова карлика заинтересовали Лещинского.

– Что сказать? Зачем вашу шайку сюда принесло? – торопливо спросил он.

Карлик облизнул растрескавшимся языком покрытые волдырями губы, а затем быстро-быстро затараторил на языке нгенов. Лещинский чертыхнулся, но раненого прерывать не стал: он надеялся, что толмачи Корсиканца смогут разобрать слова на записи, которую продолжала вести камера. К тому же коротышка мог отключиться в любой момент, пусть говорит, пока говорится…

Тирада нгена оборвалась, агония заставила карлика выгнуться дугой так, что затрещали кости. Лещинский попятился: с этого взять больше было нечего. Кто там еще остался?

Птичник – долговязое голенастое создание, похожее на скудно оперенного пингвина, – был пронзен ржавой арматурой и вызывал неуместные ассоциации с шашлыком, которого Лещинский не ел уже черт знает сколько времени. Гвардеец сплюнул и пошел дальше.

Живых больше не было.

Люди, арсианцы, нгены, рептилоиды, птичники – не имело значения. В хитники рекрутировалось разное отребье: гангстеры, уголовники всех мастей и со всех краев. Они брали, что плохо лежит. Отнимали у невольных колонистов самое необходимое, то малое, что удавалось добыть среди руин. Хитников ненавидели и боялись, но ненавидели все-таки больше. И Лещинский не испытывал угрызений совести, глядя на скорчившиеся от адского жара тела.

– Ополченцы, Мак! – предупредил Гаррель.

– Понял тебя, Сирень.

Перепрыгивая через трупы, Лещинский направился к своему бронеходу.

Крысиный пустырь ожил, зашевелился. Ополченцы валили нестройной толпой, с гиканьем и прибаутками на разных языках. Предвкушали.

Мешать им не стоило.

Лещинский взобрался в кабину, устроился в кресле, взялся за рычаги управления.

Не стесняясь присутствия гвардейцев, ополченцы деловито мародерствовали, грабя мертвецов. Находились любители запечатлеть это славное деяние. Водрузить ногу на труп врага. Щербато улыбнуться в объектив старенького цифрового фотоаппарата. И снова – грабить.