Энн Криспин - Чужой. Воскрешение

«Она получила полный заряд в упор, и это всего лишь ее оглушило. Что она за дьявол? И какого черта эти двое теперь от нее хотят?» Перес знал одно. Ему не нравилась сама идея того, что она останется на борту его корабля. Нет, это ему не нравилось, совершенно.

Два ученых все еще пытались его умаслить – после того, как они были вынуждены признать, что сохранили носителю жизнь без того, чтобы официально уведомить его о своих намерениях – уж не говоря о том, чтобы получить на это его разрешение, они носились вокруг словно парочка нервных мотыльков, ищущих куда бы безопасно приземлиться. Перес нахмурился, вспомнив, что сегодня на складе продовольствия обнаружили зерновую моль. Как эти упрямые маленькие ублюдки пережили обработку, он так и не понял.

– Это беспрецедентно, – мимоходом заметил Рэн, пока женщина на экране обыденно называла изображения на детских карточках.

– Совершенно! – подхватил его любимчик, Гэдиман. – Она функционирует на уровне взрослого!

Двое ученых обменялись взглядами, словно у них существовала телепатическая связь. Перес нахмурился:

– А ее память?

Снова обмен взглядами.

– Есть пробелы, – наконец-то неохотно сказал Рэн. – И некоторая степень когнитивного диссонанса.

Пересу стало интересно, действительно ли Рэн это знал, или он делал предположения. Или это она их дурит. Она уже дважды застала их врасплох без всяких провокаций жестокости («Если нападение хищника можно считать неспровоцированным»). А на что еще она способна? Перес отвечал на корабле за каждого человека, даже за этих двух чертовых болванов. Может он найти оправдание тому, чтобы оставить эту… эту… («Что она за черт в принципе?») Осмелится ли он сохранить ее в живых, и подвергнуть угрозе всё , и только ради того, чтобы эти детишки-переростки смогли еще какое-то время поиграть в докторов?

Рэну было явно не по себе от недостатка энтузиазма у Переса. Он стер пылинку с экрана, где доктор, работающий с носительницей, держал изображение большого оранжевого кота. Она посмотрела на картинку, помедлила, затем, нахмурясь, посмотрела в сторону, словно пытаясь вспомнить.

«Вот это интересно», – подумал Перес, гадая, почему именно это изображение…

– Подействовало! – решил Гэдиман.

Рэн неодобрительно сверкнул на него глазами. Перес знал, что тот не любил непрофессиональную речь. Забавно видеть слабые места этих союзников.

«Ни дисциплины. Ни верности. Ни сосредоточенности. Только любопытство. Может, именно оно убило и этого кота, на которого она не хочет смотреть».

Рэн решительно заговорил:

– Здесь есть некоторые связующие сложности. Что-то вроде низкоуровневого эмоционального аутизма. Определенные реакции…

Перес перестал слушать. Рэн напоминал ему политика – словарный запас ученого, вероятно, был более сложным, но говорил он так же ни о чем. Вместо этого, генерал сосредоточил внимание на женщине. Чем бы она ни была, она все еще оставалась женщиной. Во всяком случае, внешне. И он не одобрял попыток Рэна это отрицать. Независимо от того, решат они ее уничтожить или нет, научные жаргонизмы применительно к ней не лишали ее индивидуальности, или воли к жизни.

Ученый в комнате с Рипли отложил изображение кота в сторону и вытащил другое. На картинке был простенький рисунок маленькой девочки со светлыми волосами.

Тело женщины неожиданно напряглось. С ее лица исчезла скука, и оно стало внимательным. Явно удивленная, она уставилась на картинку. Затем нахмурилась, а ее взгляд смягчился. На миг даже показалось, что она может заплакать. Эти изменения были внезапны и на секунду показали ее человечность. Даже ученый в комнате смутился и сидел молча, не пытаясь заставить ее произнести нужное слово. Целое мгновение никто ничего не говорил. Никто не мог.

Изображение ребенка поплыло у нее перед глазами, а ее тело дернулось в оковах. Ее ребенок! Ее молодь! Нет, не ее… («Да, мой! Мое дитя!») Одновременно изображение значило все и не значило ничего. Ее разум затопили смутные, хаотичные образы и воспоминания, в которых она не могла разобраться.

Влажное тепло яслей. Сила и поддержка себе подобных. Исключительность индивидуальности. И неистовое стремление найти…

Маленькие, сильные ручки, обхватившие ее за шею, маленькие, сильные ноги, обхватившие ее за талию. Там был хаос, и она была этим хаосом. Воины кричали и погибали. Был огонь. «Я знала, что ты придешь».

Всеохватывающая боль потери – тошнотворной, невозвратимой потери – захлестнула ее разум, все ее тело. Ее глаза наполнились жидкостью, так что она перестала видеть, затем опорожнились, прояснив зрение, затем наполнились снова. Это ничего не значило – это значило все.

«Мамочка! Мамочка!»

Она искала связь с себе подобными, она пыталась найти поддержку и безопасность яслей, но ничего этого не было. Была только эта боль, ужасающая потеря. Она была пуста. Опустошена. И такой останется.

Она смотрела на доктора, держащего рисунок, и жаждала задать ему тот же вопрос, что и другим. Вопрос, на который, как она знала, они не ответят.

«Почему? Почему?!»

Однажды, она получит ответ. Если не здесь и сейчас, то скоро. Пока в ее мозгу раздавалось эхо голоса ее дитя, она решила, что получит ответ. Она вырвет его у них. Несмотря на их ружья, несмотря на оковы. Она возьмет его силой.

На экране женщина быстро моргала, и, вопреки всему, Перес почувствовал, что тронут. «Она помнит ребенка, ту маленькую девочку, которую спасла. Но как это возможно?»

– Но «носитель» помнит, – пробормотал он Рэну, нехотя переходя на жаргон ученого. Затем посмотрел прямо на доктора. – Почему?

Рэн тоже оказался удивлен. И не смог этого скрыть. Он отвернулся от экрана, и попытался найти объяснение:

– Ну, я бы предположил… коллективная память. Передающаяся у чужих из поколения в поколение, на генетическом уровне. Почти так же, как у высокоразвитого вида насекомых. Возможно, это механизм, необходимый для выживания, сохраняющий их особи унифицированными и без погрешностей, несмотря на различные характеристики, которые они могли бы унаследовать от разных носителей. – Он выдавил из себя улыбку. – Неожиданная польза от генетического сдвига.

«Неужели яйцеголовый думает, что я такой же осел, как он сам?» Перес смотрел на него, не отрывая взгляда – один волк бросает вызов другому. Глаза опустил ученый.

Перес насмешливо фыркнул:

– Польза?..

Он последний раз взглянул на искаженное мукой лицо женщины – «Я видел достаточно!» – и, резко развернувшись на месте, вышел из комнаты. Два доктора тоже покинули лабораторию и семенили за ним по коридору, все еще пытаясь как-то его умиротворить.