Анна Закревская - Entre dos tierras

Сидя напротив Рафаэля за столиком модного ресторана, луноликая богиня внимательно слушала его долгий рассказ о неудачной презентации на «ТехноКоне», терпеливо ожидая, когда же Санти перестанет ходить вокруг да около и нырнёт глубже, вытащив на поверхность истинную причину своего раздражения.

– Угадай с одного раза, Линда, кто руководитель той шараги, которая увела грант прямо у нас из-под носа?! – не выдержал, наконец, Рафаэль.

Линда задумалась. Она давно потеряла контакт с большинством старых знакомых из «Div-in-E», но личность какого-нибудь рядового сотрудника, уволенного накануне и решившего отомстить, не заставила бы аргентинца так быстро скинуть маску холодного спокойствия и на минуту стать собой прежним – тем, кого он с самой зимы стремился упрятать с глаз долой и, кажется, почти преуспел.

Значит, кто-то из близких соратников.

Эйрик? Не похоже на него, давно ушёл в прошлое тот лёгкий на подъём норвежец, любитель пятничных кутежей и растрёпанных волос, разметавшихся от скорости, выжатой из мотоцикла.

Стейнар? Этот вечный «ведущий программист отдела», который впадал в тихую панику, если под его началом оказывалось больше трёх человек? Он, пожалуй, достаточно сумасброден для того, чтобы присоединиться к очередной рискованной затее, но недостаточно смел для того, чтоб её возглавить.

Неужто Шанкар? Ох, говорил же тебе Крис, что Оракул – как сосуд с водой: можно долго лить туда всякую гадость, полагая, что сосуд бездонный, а потом однажды получить в лицо такой выплеск, который собьёт тебя с ног и отшвырнёт прочь, как щепку…

Стоп.

Угадать, о ком идёт речь, можно ещё и по имени того, кому адресована загадка.

И, если уж говорить начистоту, то ты, Иштар, знаешь одного такого сероглазого хакера, которому под силу в рекордно быстрые сроки собрать команду и фениксом возродиться из пепла, с лёту выдавая ещё более захватывающие идеи, которые немедленно обретали последователей.

– Э-э… Неужто… Мой… – Линда замялась. Ты сама потребовала развода от Кристиана, так кто он тебе теперь?

– Да, Линда. – Рафаэль сжал под столом кулаки, на одном выдохе выплюнув три ненавистных слога: – Крис Вебер. Подобрал тех, кого я выгнал со своего корабля, и решил дать мне пощёчину? А ведь я рассчитывал на этот грант, чтоб его…

Покрутив в руках бокал вина, Линда поджала губы. Честно говоря, ей было глубоко наплевать на все эти битвы высоких технологий, но безмерное удивление и глубокая обида в голосе Рафаэля помимо желания запустили в ней программу «Мамочка поможет», и Линде больших трудов стоило придержать коней, напомнив себе, что все те, кого она за волосы вытягивала из болота, улетали прочь от неё, едва просушив свои крылья на ветру свободы.

Надоело… Линда одним махом отпила половину содержимого бокала и в упор посмотрела на Рафаэля. Терпкое красное вино ударило в голову, унося Линду в тот день, когда родился Лин. Бог знает, что на неё нашло, но по возвращении домой она выкинула свои любимые драные джинсы и заказала полный комплект новой, элегантной мебели вместо разнокалиберного, слегка потёртого беспорядка, проигнорировав просьбы Криса «оставить хотя бы во-он то кресло» и слёзы Маши по поводу того же самого кресла, в котором она любила вить себе гнездо, играя в орлицу на вершине горы.

Если бы Крис узнал тогда, что пусковым стимулом к столь радикальным изменениям послужила короткая формулировка «Позднородящая», которую шёпотом выдала в сторону Линды какая-то акушерка старой закалки, он бы сначала приложился головой о стену, а потом сказал бы:

– Не лишай меня моей Иштар, Линда.

– Тебе уже не пятнадцать лет, Линда. Пора бы немного повзрослеть, стать адекватнее, – далёкий голос матери идёт помехами в эфире, заглушая голос мужа и выводя в первую линию шёпот акушерки. – Или ты вознамерилась всю жизнь соответствовать диагнозу «отставание в социальном развитии»? Помнишь, в три года невролог сказал, что…

Линда помнила – конечно же, не из первоисточника, ибо при ребёнке врач такого не стал бы говорить, а в вольном пересказе из уст собственной матери, которая возвела эту формулировку малоопытного специалиста в ранг кармической печати, которую дочь была обязана смывать всю свою жизнь.

Тебя уже нет в этом мире, мама, но за своим плечом я всё равно чувствую твой бдительный, оценивающий взгляд, который ты бросаешь на всё, к чему мне стоит подойти слишком близко.

Интересно, что бы ты сказала, став бабушкой неходячего ребёнка?

А, впрочем, знаю.

То же самое, что и, допустим, в ноябре прошлого года, если бы разнюхала про Ладогу. То же самое, что и всегда…

«Ну, и как на тебя люди теперь смотреть станут? Говорила я, от Криса твоего кроме проблем, ничего путного. Сама его выбрала, сама и расхлёбывай».

Лю-юди. Да плевать она хотела… Но положение обязывало. У жены преуспевающего руководителя не может быть сына-инвалида, а если он есть, то это, конечно же, её вина. Тот редкий случай, когда общественное мнение совпадало с личным, ибо Линда потеряла счёт бессонным ночам, в течение которых она кляла себя последними словами за то, что вернулась к работе с биологически опасными препаратами, не подозревая о том, что её запрос на второго ребёнка уже получил в небесной канцелярии статус обработанного. И вот так-то она отблагодарила своего запредельного Кристиана за все те годы, что он подарил ей, согласившись тянуть на своих плечах сначала Линду, затем Машу, а теперь ещё и Лина?!

О, нет. Ради их с Крисом благополучия, ради того, чтобы красавицу Марию в школе никто не дразнил «неполноценным» братом, загнанная богиня с розовыми волосами сутками напролёт вкалывала в собственном салоне красоты, отточив свою улыбку до совершенства, и заводила там полезные знакомства, если чувствовала, что человек мог бы пригодиться её или её близким. Ради того, чтобы возвести вокруг своего маленького уютного мира сверкающий бриллиантами непроницаемый купол, требующий бережного отношения и ежедневной полировки, Линда встроила в себя датчик, который затыкал её сердце и акушерским шёпотом говорил уму, что, как и в какое время должно произойти в расписании жизни её горячо любимой семьи. Датчик, который маминым голосом подсказывал ей слова и жесты, прошедшие строгую проверку на соответствие критерию «адекватности». А ещё в тот год, когда родился Лин, луноликая богиня впервые надела на себя маску жертвенности-во-имя-семьи, заставив себя пройти точку невозврата к юной Иштар, чтобы совершить самосожжение себя прежней, и горючей жидкостью для этого ритуала ей послужили собственные слёзы, в которых буйно смешалось горькое бессилие и неизбывное чувство вины, а искру в её душе высекли серые глаза Кристиана, который, как и всегда, ничего от неё не требовал и тем повергал богиню в откровенное смятение, ибо тогда, на острие клинка, Линде казалось, что безусловное принятие – это самая неадекватная реакция, которую могла бы получить никчёмная жена от своего идеального мужа.