Виталий Акменс - Четвёртая ноосфера

– Я не знаю, тебе виднее. Я в чужие белые комнаты не хожу.

– Даша, какие белые комнаты? Я даже в прихожие не заглядываю. Мне никто, кроме тебя, не нужен.

– Ну конечно, никто. Разве что, кардинально моложе. Ты прекрасно знаешь, о ком я.

– Да? О ком ты? Может, это ты прекрасно знаешь, а не я? Давай, расскажи, детка, возбуди меня!

– Хватит дурить. Что ты всё время делаешь на причалах?

– Всё время? Что-то не помню. Последний раз я там бывал, когда тебя искал. А вот что там делала ты…

– Идиот, это я тебя искала! Я же беспокоюсь, ты же, ты… тебя одного нельзя оставить. Ну признайся!

– И что же я там, по-твоему, делал? Русалок искал?

– Русалок. С ногами.

– Даш, какие русалки с ногами? Рыбачки? Рыбачки слишком угрюмые. Няньки? Слишком истеричные. К тому же некоторые могут на проверку оказаться мальчиками, а, ты же знаешь, я как-то не очень…

– Йон!

– Кто ещё? Некого. Всё. А ты, я заметил, любишь смотреть рассветы. Просто обожаешь смотреть рассветы. Они такие красивые, да? Большие, кровавые, просто пир духа! Как тут не сбежать из дома ни свет ни заря?

– Йон…

– Даш, ты пойми, если бы я захотел кого-то телом, тут всё равно, кроме тебя, не из кого. Скоро вообще одни суслики останутся.

– И Кожины.

– Ну вот, а я надеялся, что обойдётся без них. За что ты их так ненавидишь? Они старше нас, они двадцать лет в браке…

– Который трещит так, что отсюда слышно. Интересно бы знать, из-за чего. Вернее, из-за кого. Прости, чуть вещью тебя не назвала.

– Даш, ты прекрасно знаешь, из-за чего и из-за кого он трещит. Хоть бы раз чувство такта проявила.

– Йон, счастливые семьи не опускаются до побоев оттого, что один, видите ли, кошечек любит, а другой собачек.

– Даша, при чём тут кошечки, собачки? Они вообще хорьков любят. С детства.

– Вот именно, любовь к зверюшкам ещё не повод связывать себя узами брака.

– Конечно, не повод. Но мне кажется, они всё-таки друг друга любят – в первую очередь. И очень сильно. Иначе б не было ничего…

– Йон, очнись! Она вчера кого привела к себе домой? Котика?

– Даш…

– …Думала, муж не заметит, спать ляжет, усталый, бедненький, а он заметил – какая неожиданность, зрячий семьянин! В нашей бы семье такого не случилось.

– Даш, она привела одного из дипломатов, по работе!

– Хватит, Йон, мне всё равно, дипломат, не дипломат, эти товарищи им, знаешь, сколько отстёгивают? С обеих сторон. Нам бы такая война роз, давно бы бросили и завод, и все эти пляски в лакуне. Жили бы как родители. А что дети? Детей бы в первую очередь, они сами не в восторге.

– А мне казалось, тебе здесь нравится.

– Какой же ты эгоист. При чём тут нравится, не нравится? Мне твой друг по школе нравился, но я же не летаю к нему спать на выходные. Йон, надо уметь расставлять приоритеты. Почему я тебя этому учу?

– Не знаю. Ты вообще сегодня какая-то добрая. Болит?

– Нет, не надо. Уже лучше. И вообще голова не пальцы. Всё, хватит, собирайся давай, а то опоздаем. Да, захвати. Не устанавливай.

Никогда раньше не замечал, что у них из речи выпадают целые реплики. А ведь это хороший знак. Знак, который говорит: «Не принимай близко к сердцу». Не грозят им чужие комнаты, если даже в ссоре понимать без слов означает именно понимать, а не накручивать и извращать. А они понимают. Уж самое главное точно.

Есть, правда, и другая сторона. Это в детстве тяжело, когда самое время визжать, голосить и придумывать новые словечки. Хотя как тяжело? У нас с друганами сразу получилось. Потому что голова на плечах. В любом случае, удовольствие накладное. И только с возрастом что-то меняется. Слова, замызганные годами дежурных фраз, начинают влетать и вылетать тихо, не раздражая слизистой. Эта привычка приходит раньше, чем грубеет голос и снижается слух, да и само желание пропадает делиться с младшими тем, что они и так не поймут. По крайней мере, так говорили, когда у бабушки с дедушкой… Хотя при чём тут они? Ни при чём. Ослышался. Родители молодые в стельку, им только пятый десяток, и, вообще, какого гыргына я туплю под дверью?

Родители ещё пытаются выяснять отношения, когда я вхожу в комнату. Вхожу медленно, рассеянно, судя по тому, как много слов услышал. Всё-таки живое общение с одминами – нелёгкое испытание. Даже о голоде забыл на целую минуту.

– О, кажись, наш сын с дуба рухнул, – замечает папа. – Нет, всё же с лиственницы. Дубов у нас не растёт.

Мама замечает меня и всплёскивает руками.

– Славик?! Ну всё, докатились! Одной проблемы мало, другая подкралась. Ты где был, герой сопротивления? Повернись-ка спиной… понятно, наш сын месяц по лесу бродил, а дома его кто-то подменял. Славик, ты с ума сошёл? Признавайся, опять где-то лазил?

– Мам, где лазил? Я просто поскользнулся.

– Поскользнулся? Хватит врать! Я запрещаю тебе выходить из дома, пока мы не встанем! Поскользнулся он… взрослеть уже пора начинать, лемур!

– Успокойся, – шепчет папа за маминым плечом, но эффекта мало:

– Или ты дрался с кем-то? Признавайся!

– Мама, какое дрался? Какой век на дворе?

– Вот-вот, – изрекает отец. – Сдаётся мне, в этом деле замешаны вектыри.

– Нет! – говорю и сам же от себя вздрагиваю. Что остаётся? Округляю глаза и строю брови домиком. Получается не ахти. У папы глаза ещё больше, ещё выразительнее, а вот брови уже спустились ниже некуда.

– Ты опять за своё? – вновь включается мама. – Ты же обещал! Тебе же одмины объясняли, тебе мало? Откуда ты их вообще… как тебе удаётся их запускать? Ты хоть представляешь, что это такое?

– Ещё бы. Страшная вещь. Врагу не пожелаешь.

– Себе не надо желать. Мы же договорились, что пока ты не изучишь теорию, пока не научишься программировать…

– Да, да, да, к вектырям не притронусь. Их вообще запретить надо, это же орудия смертоубийства! Или модернизировать, в конце-то концов.

– Ага, дождёшься, – ворчит папа. – Если они думают, что пальцы без еды умеют работать. Надеюсь, хоть эту вылазку оплатят не только партией неликвида…

– Ещё вектыри? Э, нет, нет, я просто так спросил.

– Упал ты тоже просто так? – говорит мама. – Слушай, Йон, ты иди, я попозже. Или лучше отпроси меня…

– Нет, не надо, мам, со мной всё в порядке, правда! Вон, уже всё зажило. Идите вдвоём, я справлюсь.

– Хорошо, потом поговорим. Завтрак на кухне. Справишься? Только переоденься. И руки помой.

Ну вот, половина тарелки пуста, и половина счастья возвращена вселенной. Удивительно, как удаётся простым радостям менять сложные миры. Так вот, одмины, обломитесь: я сыт – значит я свободен!

Запах еды – страшная вещь. Прямо Афш, да не будет он к ночи упомянут. Голодный организм оприходует даже дешёвое синтетическое мясо. Спасибо, что не рыба. А за капусту отдельное спасибо. За неё можно потерпеть и мясо-немясо, и даже его отсутствие. Люблю капусту Левинсона. Лучше капусты Левинсона только двойная порция капусты Левинсона. Плотные, мясистые листья, слегка обжаренные, с тонкой корочкой, которая рассыпается от нажима языком и обжигает весь рот озорной солоноватостью. Я закрываю глаза и представляю снопы юрких салютов, озаряющих своды моего нёба. Вдобавок ко всему, это просто сытно. Даже ткань лишняя выступает из рубашки, сношаясь с моим потом и рожая ватные компрессы – спасибо за своевременность, но царапины и так заживут.