Леонида Подвойская - Максим

– Да ты еще слабый, – понял вдруг Хома, увидев, что Максим остановился, вцепившись в перила.

Он крепко взял своего соседа по палате под руку и вывел, наконец, на свет.

– Просто давно далеко не ходил, – сконфуженно улыбаясь, объяснил юноша свою слабость, когда они устроились на скамейке.

– Ладно тебе… – начал, было, Хома и тут же прикусил язык, чтобы не вырвалось: «Уж я то знаю».

Он понял, что по какой-то причине его спаситель желает держать все в тайне. А в голове сейчас было так ясно и на душе так легко, что он был готов исполнять любые желания таинственного соседа. Лишь бы не вернулась ужасающая боль.

Максим молчал, подставив солнечным лучам лицо. И, странное дело, казалось, что солнце быстро возвращает ему силы. Он упивался весенними лучами, как жаждущий упивается родниковой водой. Измученный опытами по целительству, юноша впал в состояние, похожее на купание в теплых ласковых волнах.

– Знаешь, вот идешь в школу, а кто-то свистит тебе. – сказал он через несколько минут. – Посмотришь – никого. А потом голову поднимешь – сидит вот такая штучка и поет.

Макс кивнул в сторону гигантского каштана. Хома тоже взглянул в ту сторону.

– Шпак, – констатировал он, продолжая хрустеть чипсами.

И, действительно, на ветке купался в солнце, распахивая навстречу ему крылья и распевая свою неповторимую песню, скворец.

– Да, птичка, – согласился Максим. – Иди сюда, птица, – погруженный в свои мысли, рассеянно позвал он.

Птица, она же «штучка», вдруг прервав свое выступление, спорхнула с ветки и приземлилась на плече у позвавшего.

– Ты видел? Наверное, ручная, – удивился юноша. – Дай ему чипсов, – обратился он к Хоме.

Тот в изумлении протянул пестренькой птичке хрустящий кусочек, но скворец, испуганный этим движением, взвился ввысь и скоро вновь устроился на прежнем месте.

– Видишь, даже птицы не едят этой гадости, – все так же, не открывая глаз, прокомментировал Макс.

– А еще раз можешь? – не обращая внимания на антирекламу, спросил Хома.

– Что? – не понял собеседник.

– Ну, это… приказать, чтобы прилетела.

– Не-е, это она сама, – ответил подросток, вновь погружаясь в негу.

Хома ехидно покачал головой, типа «знаем-знаем», но спорить не стал и замолчал, пялясь по сторонам и хрустя так не понравившимся скворцу угощением.

Максим же в это время вбирал в себя солнечную энергию. Он чувствовал, что солнце быстрее всего восстанавливает его силы, что он здоров, что слабость вызвана только опытами по целительству и что для быстрого восстановления ему необходимы солнечные лучи. Очень легко думалось, и подросток вновь попробовал сделать выводы. Во-первых, этот неожиданный дар. В принципе, он может сейчас пойти к профессору и продемонстрировать это на новых или старых безнадежных больных. Он представил себе эту картинку. Изумление, слава… Слава? Запрут и будут исследовать. А потом толпы больных начнут приставать. Он вспомнил, как объявился в городе некий «святой», и его сразу же окружила толпа больных и калек.

«Им то всем хорошо исцелять, – с досадой подумал юноша. – А тут одного вылечить – такая боль. Потом все равно скажут, что самозванец. Или запрут особо приблатненных исцелять. Нет. Не хочу! Буду молчать. А там – посмотрим», – принял он окончательное решение.

Подросток открыл глаза и осмотрелся, наконец, вокруг. Действительно, больница была помещена в бывшем дворце, или поместье, или замке. Пышное, но запущенное здание летом наверняка утопало в зелени каштанов. Но сейчас на вековых деревьях только-только проклюнулись листочки. Старое здание, как и Максим, сейчас лениво грелось в лучах весеннего солнца.

Юноша вдруг отчетливо понял, что выздоровел. Ему хотелось общаться с друзьями, читать интересные книги, болтаться по вечерам по городку, тайком пробираться на аэродром и… пойти на уроки! Последнее желание было настолько удивительным, что он даже потряс головой. Может, он все-таки болен? Нет, его нестерпимо потянуло на занятия. Какое-то сладостное предчувствие новых чудес манило его, и юноша решительно поднялся со скамейки.

– Пора! – сообщил он сам себе, но был неправильно понят Хомой.

– Если боишься простудиться, то иди. Я еще посижу. Внутри такая вонища…

– Из-за нас и вонища. Что я, что ты – сколько под себя гадили?

– А пусть бы сразу же убирали. За это им и платят, – свернул второй подросток ответственность за запахи на других. – Тебя проводить? – вдруг проявил он заботу.

– Да нет. Я сам.

Максим на одном дыхании поднялся по крутой лестнице на третий этаж, прошел по коридору и остановился у стола дежурной.

– Светланочка, а когда меня выпишут? – спросил он у болтающей по телефону медсестры.

Медсестра, возмущенная таким обращением, вскочила и резко обернулась. Но, увидев улыбающегося пациента, почему-то перекрестилась и тяжело осела на стул.

– Чудеса, – прошептала она.

– Что? Что? – пытался уточнить заинтригованный подросток.

– На себя посмотри, что, – посоветовала медсестра. – Час назад я тебя отпустила во двор. Белый как смерть (тьфу, тьфу, тьфу) был. А теперь? Кровь с молоком.

– Загар, весеннее солнце, – даже не заглядывая в зеркало, оправдывался Максим.

По собственному самочувствию он понял – девушка не врет.

– И ты туда же. Чудеса продолжаются, – констатировала она. – Когда выпишут? Пока полностью не исследуют ваши случаи – не выпишут.

– А сколько это – полностью? – озадаченно попытался уточнить юноша.

– Это у профессора спроси… Сейчас даже смену сдавать не хочется, – продолжила она. – И Маринка молчит. Что ни спрошу о той ночи, «не помню» говорит. А ведь она-то все помнит, язва эта.

Максим сел рядом на убогий стул и удивленно уставился на медсестру.

– Ну, чего зенки вылупил? Тоже влюбился? А я говорю – язва! – почему-то озлилась медсестра. – Послушай, парнишка, я знаю, что говорю. И если она молчит, значит…

«Я ее просил молчать, – вспомнил подросток. – И она молчит. Очень мило. Может, еще и гипноз? Или что?» Он вспомнил сегодняшнего странного скворца и решил проверить.

– Пора спать, – скомандовал он болтушке. Та вдруг прервала свою изобличительную речь, зевнула и стала расстегивать халат.

«Может, прикалывается?» – подумал Максим, когда толстушка расстегнула последнюю пуговицу. Но девушка аккуратно повесила халат на стул и стала стягивать свитер.

– Черт знает, что, – прокомментировал произошедшее Максим и, прикоснувшись к спящей, произнес: – Подъем! Быстро одеться!

Девушка стремительно вскочила и в пределах своей сноровки быстро накинула халатик.

– Проснуться!

Медсестра через мгновение уже щебетала с кем-то по телефону. Судя по голосу, она ничего не помнила.