Карен Ли Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Чтобы отвлечься от настроений Дюпена и собственных страхов, я попытался сосредоточиться на людях, толкавшихся снаружи. Там были женщины всех видов: прекрасные весенней красотой; немолодые, но молодящиеся – густо накрашенные и увешанные драгоценностями; были и вовсе девочки, одетые не по возрасту, кокетливые и лукавые. По улице прогуливались уверенные в себе солидные мужчины и пьяницы в видавшей виды одежде, двигавшиеся нетвердой походкой. Все профессии смешались здесь – от искусного ремесленника до простого рабочего.

– Если вы достаточно внимательны, легко заметить, как толпа делится на разные кланы, – заговорил Дюпен, нарушив, наконец, молчание и указывая кончиком сигары на группку, ввалившуюся в кофейню. – Клерки, – пояснил он. – Низшего разбора.

Я изучил молодых джентльменов в тесных сюртуках, начищенных до блеска ботинках и с сильно напомаженными волосами. В эту игру мы часто играли в Париже – Дюпен высказывал загадочное наблюдение, а я пытался отгадать, какой дедуктивный процесс привел его к этому заключению – неизбежно оказывавшемуся верным.

– А вот эти, – продолжил Дюпен, – старшие клерки, служащие в солидных фирмах.

Те, кого Дюпен заклеймил младшими клерками, имели надменные манеры, а одежда их была писком моды полтора года назад. Старшие клерки были одеты менее броско: удобно скроенные коричневые или черные панталоны, белые галстуки, жилеты и солидная обувь.

– Я вижу разницу в платье этих людей, одни одеты слишком кричаще, а другие гораздо скромнее и солиднее, но не могу догадаться, почему вы назвали их клерками.

Дюпен выпустил клуб дыма, добавив налета на оконное стекло, и указал пальцем на старших клерков.

– Все эти люди слегка лысоваты. Их строгую одежду мы уже отметили. Все они носят часы на коротких золотых цепочках. Вид, к которому они стремятся – это респектабельность.

Это было невозможно отрицать.

– Видите, как у них всех странно отогнуто правое ухо? – продолжал он.

– В самом деле…

– Это из-за привычки закладывать за него перо.

Теория Дюпена выглядела не хуже любой другой, объясняющей асимметрию ушей клерков.

Дюпен меж тем показал на крикливо одетого человека с излишне честным лицом.

– А вон тот человек не принадлежит ни к тем, ни к другим. Ему куда привычнее работать в одиночку. Взгляните, как широки его манжеты.

– Карманник?

– Совершенно верно. Он быстро определяет род занятий и темперамент жертвы и с первого взгляда понимает, стоит ли игра свеч.

В этот момент нам подали две большие миски мясной похлебки и хлеб. От его аромата у меня подвело живот, и я набросился на свой обед с неприличной поспешностью. Дюпен же, не торопясь, потушил сигару и приступил к еде с явной опаской. Некоторое время он перебирал содержимое миски ложкой, но пробовать не решался.

– Уверяю вас, это блюдо вполне съедобно – я ведь ем и до сих пор жив.

Дюпен кивнул в ответ, вновь опустил ложку в миску, еще раз пристально пригляделся к похлебке и, наконец, осторожно попробовал. На лице его немедленно отразилось сдержанное отвращение. Отодвинув миску, он сделал глоток вина и снова поднял взгляд на меня.

– Похоже, что Арнольды – не плод фантазии миссис Аллан, – сказал он, закуривая новую сигару. – Они действительно существовали. Я нашел доказательства их тайного бракосочетания.

При этих словах я поперхнулся.

– Но откуда вы это узнали? – пролепетал я, когда кашель унялся.

Меня охватила странная смесь чувств, возглавляемых негодованием. Неужели Дюпен читал письма из пакета, полученного мной сегодня? Не он ли сам и прислал их? Я глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и изгнать прочь иррациональные подозрения.

Дюпен достал из кармана лист бумаги и придвинул его ко мне.

– Я нашел это объявление в «Морнинг Пост», просматривая коллекцию газет Берни в Британском музее, и взял на себя смелость сделать копию.

Я развернул лист и увидел мелкий четкий почерк Дюпена.

Мисс Элизабет Смит, шестнадцатилетняя дочь Уильяма Смита, в субботу семнадцатого апреля 1784 года сбежала из дома своего отца в Мэйфере с мистером Генри Арнольдом, двадцати трех лет, направившись в Гретна-Грин. Подробности таковы: семья Смитов планировала вечер развлечений в Воксхолл-гарденс, но мисс Смит внезапно сделалось дурно, и она осталась дома с прислуживающей ей горничной. Однако нездоровье мисс Смит оказалось хитрой уловкой, так как они с горничной незаметно выбрались из дома и были встречены мистером Арнольдом. Почтовая карета умчала их в ночь, и до утра ее исчезновение не было обнаружено. Мистер Смит весьма рассержен побегом своей дочери. Он был против свадьбы, так как мистер Арнольд, в прошлом – лакей, в настоящее время «служит при театре». Мистер Смит же нашел это занятие неподобающим для мужа своей дочери. Он запретил мисс Смит любые контакты с мистером Арнольдом, но упрямая и импульсивная юная леди продолжала встречаться с ним втайне. Вместе они задумали ослушаться отца и бежать в Гретна-Грин. Говорят, что мистер Смит весьма уязвлен поступком дочери и навряд ли признает этот необдуманный брак.

Я почувствовал, что лицо мое запылало от внезапного прилива крови.

– Вы уверены, что оно подлинное?

– Вполне уверен, – спокойно ответил Дюпен. – У меня нет причин обманывать вас.

– Я говорил о другом.

Дюпен поднял брови. Ясно было, что он разглядел намек на недоверие на моем лице.

– Дюпен, простите, если я кажусь не в себе, но мои нервы совершенно расстроены. Сегодня днем, когда я гулял по Рассел-сквер, на меня напали. Эти старые ведьмы оглушили меня и исчезли вместе с кошельком, который я собирался отдать им как милостыню.

– Печально слышать. К сожалению, нищие зачастую не ограничиваются милостыней.

– Но это было не простое ограбление. Произошло нечто очень странное…

Я сомневался, стоит ли говорить о бутоньерке, но Дюпен смотрел на меня с ожиданием.

– Похоже, грабители воткнули в петлицу моего сюртука бутоньерку из искусственных фиалок. Должен сказать, это тревожит меня куда больше, чем само ограбление.

Дюпен нахмурился.

– Крайне странный знак. Это, определенно, неспроста, но что же он означает? Могу я взглянуть на эту бутоньерку?

– Боюсь, она внушала мне такое отвращение, что я выкинул ее.

– Глупо, очень глупо. Эта улика могла привести нас к более серьезному преступлению, – со злостью сказал Дюпен.

Его лицо исказилось гневом, на мой взгляд, несоразмерным ситуации.

– Фиалки, – пробормотал он про себя перед тем, как опять посмотреть на меня. – Имеют ли фиалки какое-то особое значение для вас, о котором мне стоит знать?

– Возможно. После нападения я вспомнил происшествие из моего детства, настолько неприятное, что мне запрещали говорить о нем дома. С тех пор я успел забыть о нем – до сегодняшнего утра.