Марина Мельникова - Эффект домино

Выжившие Химеры ушли в глубокое подполье, начав партизанскую войну с властью имущих за равноправие. Однако они слабели с каждой вылазкой. Требовалась передышка. Эти воспоминания о смерти и опустошении, о мире, кричащем от боли, мятежники передали своим потомкам. Стена плача перегородила прошлое и будущее. Пусть слезы смоют кровь. Прошлого не осталось, летописи переписаны, а воспоминания о пережитом передаются из уст в уста, из поколения в поколение.

После роковой войны жизнь потекла, как река, мутные, грязные потоки которой захлестнули выживших людей с головой. Как в поговорке: «И хочется за реку, да стоишь на берегу». Горели поля и леса, горели деревни и селения, горели города. На дорогах лежал толстый слой пепла. Дни стали серыми от дыма и копоти. Казалось, что жизнь покинет Землю. За годы войны единственное, что люди хорошо научились делать, это убивать и воровать. Ведь нужно было как-то выживать в разрушенном мире. Со временем гражданская война затихла. Оставшиеся в живых начали возрождать разрушенное войной сельское хозяйство, чтобы прокормиться. Правда слабым и больным не было места в этом уничтоженном мире. Новое поколение, рожденное войной, имело полный набор пороков: злость, ненависть, нетерпение к слабым и немощным.

По закону природы выживал и процветал более приспособленный. Дед Бриара Конте, весьма преуспел в купеческом деле, а кровь Химеры и преданность Великой госпоже, сыграли не последнюю роль в становлении могучей, зажиточной и довольно замкнутой семьи. Угарная вонь и болезни остались далеко позади. Мир возродился. Вспышки мятежников Химер жестоко подавлялись, в мире людей не осталось им места. Обнаруженные мутанты просто уничтожались, поэтому выжившие дети Юны так же, как и семья Бриара, научились подстраиваться и сливаться с человечеством, не мутировавшим пока. В руки властей попадались единицы, и то случайно или по глупости. Химеры знали о существовании друг друга, они чувствовали друг друга, зависели друг от друга.

Бриар вошел в огромный зал с галереями. За исключением арестованного, жестко перетянутого веревками, нескольких конвойных, секретаря суда в вышитом золотом мундире и господина Моро, восседавшего в высоком председательском кресле, никого больше не было.

«Надо же», подумал Бриар, «как торжественно все обставлено, когда только успели?».

Арестованный был страшно избит, но сейчас это было в порядке вещей. Бриар перевел взгляд на господина Моро, о жестокости которого шла ужасная слава.

– Заставляешь нас ждать, – прошипел он, увидев фигуру вошедшего в зал Бриара.

– Простите, господин Моро, пришлось ждать, пока заложат экипаж, – ответил он.

В его голосе не было ни раболепства, ни заискивания. Возможно, именно это и выделяло Бриара среди других приближенных.

– Этот, – Моро кивнул в сторону арестованного, выругавшись, – говорит, что мы ошиблись, что он не принадлежит к мятежникам.

– Я не мятежник, – с трудом произнес он израненным ртом, и изо рта его вытекла тоненькая струйка крови.

Он попытался говорить уверенно и твердо, но голос начал дрожать и запинаться, казалось, что он вот-вот разрыдается.

– А с чего вообще решили, что он принадлежит к Химерам? – спокойно спросил Бриар.

– Господин Конте, его сдала невеста накануне свадьбы! – был ответ.

– Как трогательно! – покачал головой Бриар и, кинув гневный взгляд на арестованного, спросил у военных:

– И как это произошло? Вы невесту допросили? Военный выпалил, пожав плечами:

– Конечно, господин. Накануне свадьбы этот, решил признаться невесте, что он не человек.

«Идиот!», мысленно прошипел Бриар, чувствуя, что мысль дошла до адресата, а вслух произнес:

– Может, они поругались накануне свадьбы, и невеста решила ему так отомстить.

– Да что тут разбираться, – воскликнул господин Моро, теряя терпение, – кончать его надо!

Вдруг в зал вбежала девушка. Залитое слезами лицо было страдальчески искажено. Она рухнула на колени, схватив господина Моро за лодыжки так, что тот даже привстал от неожиданности.

Девушка причитала:

– Пощадите, пощадите, это я виновата, наговорила, казните меня … Бриар сделал знак конвойным оттащить истерившую женщину на безопасное расстояние. А потом, сверкнув глазами в ее сторону, сухо произнес:

– А ты молодец. Жить-то теперь, как собираешься? Его смерть будет камнем висеть на твоей шее. Так уж и быть, пиши…

Бриар, схватив ее за плечо, грубо потащил к столу, за которым с гордым видом восседал секретарь. От такого стремительного приближения секретарь крякнул, вжался в кресло и ввинтился головой в высокий воротник мундира. Из воротника торчал лишь его хохолок.

– Чего… писать? – заикаясь, спросила женщина, смотря на Бриара полными слез глазами.

– Все пиши! Писать-то можешь? Может дело будет пересмотрено.

Она кивнула и начала излагать под диктовку Бриара все, что пыталась рассказать присутствующим. Текст получался необыкновенно стройным и грамотным. Правда исполняла она его требование машинально, бессознательно, как заводная игрушка, так как мысли и чувства начали путаться, а слезы застилали глаза. Когда была поставлена последняя точка, Бриар оттолкнул девушку к конвойным. Она опять забилась в истерике. В присутствующих начало расти раздражение.

– Надоел этот цирк, – ледяным тоном отчеканил Моро и презрительно добавил, – уведите ее. А этого по обычной процедуре.

Бриар подошел к связанному юноше и, взяв за волосы, заставил посмотреть в глаза.

«Тебя кто за язык-то тянул?».

«Спаси!».

Не хочу умирать! Помоги! Сколько таких мысленных молитв слышал Бриар в этом зале? А скольким ему удалось помочь? Испуганные, загнанные, не желающие мириться с жестокой судьбой, все они стояли здесь и безмолвно вопрошали: почему я?

– Господин Моро, – обратился он к председателю, – зачем губить такого крепкого парня. Его действительно оговорили. Моро взвился, воскликнув:

– Ты смеешь мне перечить! Я сказал кончать, значит, кончать!

Бриар спокойно развил свою мысль:

– На рудниках не хватает человеческих ресурсов. А он молодой, крепкий. Пожизненная каторга, как вы считаете?

Бриар для наглядности схватил парня за рубашку и, подтащив поближе к креслу господина Моро, встряхнул и толкнул на колени. Моро с каменным выражением лица, взирал на заключенного. Бриар поднял парня и начал крутить его, как раба на рынке. Сердце юноши так сильно и часто колотилось, что, казалось, вот-вот и он потеряет сознание.

– Может, ты и прав, – проворчал председатель, хотя это признание далось Моро с большим трудом.

Тяжелая работа на рудниках и шахтах действительно требовала все новых и новых сил. Люди от непосильной работы быстро изнашивались, старели и умирали.