Наталья Александрова - Обрученная с Князем тьмы

– Будь по-твоему! Твое желание исполнится! Женщина, о которой ты говорил, будет в твоей власти… в твоей полной власти!

С этими словами бомж шагнул вперед, угрожающе взмахнув своей тростью. Мужчина попятился, поскользнулся и едва не упал. Чтобы устоять, он схватился за подоконник – и резкая боль пронзила его руку.

Из подоконника торчал осколок стекла, и мужчина порезался об него. Капля темной крови упала на пол, точнее – на какой-то листок бумаги, валявшийся на грязном полу чердака.

Внезапно из темноты выбежал Милорд. Подбежав к хозяину, черный пудель схватил с пола испачканный кровью листок, отбежал к бомжу, встал на задние лапы, как дрессированная цирковая собака, и протянул ему листок.

– Ну, вот мы и подписали договор! – удовлетворенно проговорил бомж, складывая листок вчетверо и убирая в карман своего пальто. – Подписали кровью, как положено… вот и славно!

– Договор? – пролепетал мужчина в растерянности. – Какой договор?

– Обыкновенный! – поморщился бомж. – Что, не знаешь, какие бывают договоры? Я, с одной стороны, и ты – с другой, составили этот договор, предметом которого является… – Он потрепал пуделя по загривку и закончил недовольным голосом: – Предметом которого является исполнение одного желания, в соответствии с пунктом три точка четыре. Исполнение одного сокровенного желания…

Договорив, бомж зевнул, опустился на пол и зарылся в старые газеты и прочий мусор, ровным слоем покрывавший пол чердака.

А мужчина бросился наутек, прочь из этого странного и страшного места.

Уединившись в своей комнате, брат Бернар опустился на колени перед иконой и принялся горячо, истово молиться, прося у Создателя силы для борьбы с ересью и с собственными греховными помыслами.

Однако он то и дело сбивался, путал слова молитвы, перед глазами его возникало мрачное жилище ведьмы.

Чувствуя, что его молитва не достигнет Творца, инквизитор сорвал рясу и потянулся за плеткой, чтобы физической болью победить боль душевную, преодолеть свою грешную человеческую слабость и вернуть себе полноту и искренность веры.

И вдруг из складок его сутаны выкатился глиняный кувшинчик, запечатанный воском.

Инквизитор смотрел на этот кувшинчик в ужасе, как будто сам дьявол появился вдруг в его скромном жилище.

Внезапно в его голове зазвучал вкрадчивый голос старой ведьмы:

«Когда будешь один, намажешь себя всего, с головы до ног! Ничего не пропусти, красавчик, ни одного местечка!.. Только помни – когда будешь совсем, совсем один!»

– Я один, совсем один!.. – забормотал брат Бернар и схватил кувшинчик. – Я должен узнать, что это такое… чтобы бороться с ересью, нужно познать ее…

Он сломал восковую печать, вытащил пробку.

Тесная комната наполнилась странным запахом – запахом тления и смерти, запахом ночного болота, запахом разложения. Инквизитор, наклонив кувшинчик, вылил на ладонь немного зеленоватой маслянистой жидкости и размазал ее по своим обнаженным плечам, покрытым незажившими рубцами от ежедневных бичеваний. Иссеченную плеткой кожу защипало, ее словно закололи тысячи ледяных иголок – и тут же душу инквизитора охватил странный восторг, будто он сейчас, через считаные минуты, предстанет перед престолом Царя Небесного.

Он скинул с себя всю одежду и торопливо, жадно зачерпывая масло из глиняного кувшинчика, нанес его на свое тело. В ушах его все звучал ведьмин голос: «Ничего не пропусти, красавчик, ни одного местечка!» – и он послушно исполнял ее наставление. Пока он занимался этим странным и кощунственным делом, свеча на его аналое догорела, и в комнате воцарилась тьма, лишь слабый свет луны сочился сквозь узкое стрельчатое окошко, словно ночное светило подглядывало за инквизитором.

Вскоре масло кончилось.

Инквизитор стоял посреди комнаты, в тусклом луче лунного света, и ждал, что же произойдет.

Секунды шли, складываясь в минуты, но ничего не происходило, только кожа Бернара горела все сильнее и сильнее, как у еретика на костре, да сердце его колотилось в груди, как несчастный узник колотит в дверь своей камеры.

И вдруг, когда он уже почти успокоился и решил, что более ничего не произойдет, лунный свет охватил его подобно холодному пламени. В этом пламени брат Бернар вспыхнул и свернулся, как обгорелый листок в пламени костра, превратился в горстку пепла, но уже в следующее мгновение восстал из пепла, как птица феникс, но оказался не в своей комнате, а на крыше епископского дворца.

Рядом с ним стоял косматый черный козел, оседланный и взнузданный, как верховая лошадь. Козел задрал бороду, заблеял и ткнулся в ноги инквизитора, словно приглашая его сесть в седло. Брат Бернар и сам не понял, как оказался в седле, и тут же козел оттолкнулся от крыши всеми четырьмя копытами и взмыл в ночное небо.

Впереди и вверху ослепительно сиял серебряный диск полной луны, внизу пронеслись черепичные крыши Нойбаха, исчезли позади, сменившись верхушками дубов и сосен. Земля со страшной скоростью проносилась под инквизитором, ветер трепал шерсть козла, закидывал назад его длинную бороду. Брат Бернар изо всех сил вцепился в поводья, страшась упасть с огромной высоты. Его охватил животный страх, он попытался молиться – но слова всех молитв вылетели у него из головы, словно выметенные ветром, изо рта вылетали только какие-то бессвязные, бессмысленные обрывки. Козел повернул к нему голову и расхохотался грубым, издевательским хохотом.

Они летели все выше и выше. Внизу мелькали леса и реки, луга и озера. Постепенно пейзаж становился все более мрачным и угрюмым, на смену сосновым и буковым лесам пришли горные отроги, скалистые ущелья. Впереди показалась обширная горная долина с озером посредине. Постепенно адский скакун начал снижаться, брат Бернар различал уже внизу отдельные деревья, отдельные камни. Там, на берегах озера, толпились какие-то странные существа, и козел явно нес к ним инквизитора. Наконец он коснулся копытами земли, взбрыкнул, сбросив своего седока, и исчез.

Брат Бернар поднялся, потирая ушибленный бок, и огляделся.

Вокруг него было множество… кого? Людей? Да, были здесь и люди – обнаженные мужчины и женщины, молодые и старые, красивые и безобразные – с дряблыми и морщинистыми телами, носящими на себе следы болезней и пороков.

Но были здесь и иные существа – двуногие волки в бархатных сюртуках или парчовых кафтанах, с пылающими, словно раскаленные угли, глазами, с оскаленными пастями, полными острых желтоватых зубов; огромные жабы, покрытые зеленоватой смердящей слизью; двуногие черные коты ростом с человека; удивительные птицы с зубастыми клювами, с черными крыльями, подобными поникшим в штиль парусам корабля; гигантские пауки с внимательными человеческими глазами и какие-то вовсе немыслимые создания вроде комка сырого теста с одной птичьей ногой и единственным выпученным глазом.