Лука Птичкин - Черный океан

– Сухожилия повреждены только на пальцах. Виден толстый разрез, – причитал Санов, тщательно осматривая руку, затем открыл Анне рот, заглянул туда, – язык сокращен с хирургической точностью, возможно раскаленным резаком, мне понадобятся ассистенты, – он встал, прошелся по операционной до двери, ведущей во вспомогательное помещение и заглянул внутрь.

– Жора, Света, быстрее. У меня все готово, – окликнул доктор и, вернувшись к Глебу, произнес, – сядьте в углу, на кушетку, мы начинаем.

Доктор – беспробудный оптимист.

Глеб сидел, расслабившись на мягкой кушетке. После шока, перенесенного им сегодня, это было первое расслабление. Конечно, нервные клетки не восстанавливаются, этого никто не отрицает, но мышечное напряжение, обмякнув на удобном диванчике цвета хаки, снять можно. Он сидел и слушал, как переговариваются медики, окружившие небольшое кресло.

Каково содержать собственную клинику, тем более хирургическую? Какие деньги зарабатывает здесь доктор Санов? И как иногда, безусловно из необходимости, подделывают отчеты о доходах? Эти вопросы сейчас приходили в голову к Глебу, но все же меньше всего его интересовали. Он слышал короткие фразы, вроде «скальпель» – доктор протягивал руку и получал инструмент, «нить, игла».

Не секунду Глебу показалось, что он сидит в автомастерской. Грязный механик, ковыряясь под капотом машины обменивается короткими фразами с помощником: «ключ на шестнадцать» – и получает инструмент, запачканный машинным маслом.

Глеб тут же опомнился, выбросив бредовые мысли-галлюцинации по поводу автомастерской из головы; затем задумался обвиняя свое подсознание в том, что оно связало мастерскую и операционную.

Он взглянул на часы, мерно и тихо отстукивающие ритм времени. С начала операции прошло уже более полутора часов, а Глеб сидел на кушетке, словно в забытьи.

– Эй… – Шепнул доктор и Глеб проснулся.

– Глеб, – поздно представился Глеб, – просто Глеб.

– Да, Глеб. Ваша… девушка хорошо перенесла операцию, но ей нужно отдохнуть от наркоза, поспать часок-другой. У нее проявляется побочное действие – несильное угнетение дыхания.

– А есть какие-то стимуляторы?.. Или это неопасно?

– Есть анабазина гидрохлорид, но это больше для курильщиков. А вообще, ничего не надо, это пройдет скоро.

– Я отвезу ее домой, там и поспит, – уверенно сообщил Глеб, – а с языком что-нибудь сделали?

– Да, кое-что… Она сможет говорить, но плохо, впрочем, ее можно будет понимать. Но только через некоторое время, когда заживет язык. Инъекция в язык его ненадолго парализовала. Да, еще… первое время ей нельзя есть ни холодное, ни горячее.

– Так сколько я вам должен? – Глеб слегка наклонился вперед, доставая портмоне из узкого заднего кармана на джинсах.

Врач быстро буркнул сумму.

Глеб не был поряжен. Если учесть, что в оценке сложности операций он ничего не смыслит, то он даже и не подозревал, во сколько ему обойдется эта операция.

– И какова доплата за конфиденциальность? – достав кредитку, спросил Глеб.

– Ноль, – принял Санов, положил в карман халата и развел руками, – это же мои налоги…

– Ну да, – усмехнулся Глеб и покосился на Анну, лежащую в кресле с перебинтованной левой рукой, – она может идти?

– Нет, она еще спит, отвезите ее домой. Вам помочь донести ее на носилках?

– Э… не надо, – почему-то отказал Глеб, – спасибо.

Доктор удалился вместе с ассистентами во вспомогательное помещение.

– До свидания, – бросил он и хлопнул дверью.

– Ну, дорогая Анна, пойдем к машине, – вздохнул Глеб, взял девушку и понес ее к машине.

Глеб вспомнил муху, что сейчас сидит дома. Каково ей живется своей мушиной жизнью? И откуда потом вылетят ее дети?

До дома оставалось ехать считанные метры. На этой широкой дороге никогда не было слишком много машин. Конечно, это же окраина. Мимо проехали темно-синяя Субару, такси, Лада-калина и маршрутка с рекламой пельменей на боку. В это время – три часа дня, это могли быть таксисты, люди, взявшие выходной на работе, или попросту лодыри, которым нечем заняться, школьники, безработные, безработные жены и еще куча народу. Глеб не относился ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Но сколько еще людей сейчас разъезжают на баклажановой Волге-люкс с незнакомой изувеченной девушкой на заднем сидении? К кому он относился, он пекся меньше всего.

Ему не терпелось поскорее все узнать у Анны. Но как уговорить ее все рассказать? Вдруг Глебу вспомнился тот дедушка в парке, под дождем. Как его звали? Глеб напрягся, вспоминая фантик «Пiвденной нiчи». Там было имя и отчество, дальше… улица… Глеб не имел понятия, есть ли в Смоленске такая улица. Но если написано – значит есть.

– Александр Петрович, – вспомнил Глеб вслух, – может, Анна его знает?

Пока Анна спала, Глебу пришлось выйти в Интернет, чтобы посмотреть карту Смоленска и схему проезда до улицы, которую указал этот Александр Петрович. Глеб никогда специально не старался запомнить улицы, он с трудом вспомнил бы название улицы, на которой живет мать. Просто ездил к ней – и все.

Сейчас он твердо решил поехать.

Может, он разъяснит в чем дело?

Глеб оставил Анне записку

Глеб подумал, что обо всем, что может понадобиться Анне, он написал и торопливо вышел из дому, сел в машину. Он поехал к Александру Петровичу, который столь странным образом дал ему конверт. Глеб, конечно же, подозревал, что Александр Петрович и тот человек в парке – разные люди, но что толку от этих необоснованных подозрений?

Машина Глеба ехала по дороге, иногда подпрыгивая на небольших рытвинах. Как сказал Салтыков-Щедрин, «В России две беды: дороги и дураки». Ну что же, время идет, дороги в России из разбитых постепенно превращаются в менее разбитые; а дураки – их не так уж и много: в силу нынешних тяжелых времен дураки не выживают, а фраза «дуракам везет!» давно перестала иметь силу. Но все же, к слову хочется добавить, что пропорция между дураками и плохими дорогами осталась та же. Ну, или почти та же.

Глеб все думал, позвонить ли Еве. Он хотел, но она каким-то образом все равно поняла бы, что что-то не так. Он взял в руку телефон, подумал немного, и положил, решив пока с этим повременить. Нежелание, чтобы она знала, что происходит нечто нехорошее, побороло желание слышать ее.

Слева и справа от дороги мелькали дома разной даты постройки. Фигурировали дома старинные в три-четыре этажа, высокие из-за высоких потолков. Их потрескавшиеся от времени и воды стены, хоть и стояли еще, но уже давно перестали реставрироваться. Вскоре Глеб попал и на саму улицу, указанную на фантике. Он увидел дом Александра Петровича и остановился на обочине дороги.

Обойдя дом со двора, он отметил, что никого нет. Нет ни дедушек, по старой памяти играющих в домино, ни детей, резвящихся на детской площадке, ни подростков, с хмурым видом сидящих где-нибудь в удобной для них позе, ни даже бабуль, злостно перемывающих кости вселившимся в их дом молодоженам. Глебу казалось, что все это должно быть в каждом дворе, тем более, что дождя уже не было и все успело высохнуть от влаги, лишь серое небо густыми тучами продолжало нависать над городом.