Лука Птичкин - Черный океан

© Лука Сергеевич Птичкин, 2015

© Андрей Сергеевич Шапеев, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

В темной комнате Глеба раздался чрезвычайно противный звук. Это был телефон. Он гудел своим протяжным монотонным ревом. Однако Глеб продолжал лежать, широко раскинувшись на кровати. Ему было холодно, одеяло, по-видимому, сползло после того, как он заснул. Потерев глаза левой рукой, Глеб бросил расплывчатый сонный взгляд на электронные часы на стене, чьи белые цифры сияли в кромешной тьме. Сейчас было без четверти пять, время, когда все и еще… и уже… спят. Тем временем телефон проревел уже раз десять. Глеб был бы рад, если бы он сейчас же перестал звонить.

– Кто же это может быть? – Прошептал сам себе Глеб. Ему стало интересно и он, сняв трубку и сказав «алло», снова распластался на кровати.

В трубке было чье-то дыхание.

– Да, я слушаю, – пробормотал Глеб, – черт знает что… – он положил трубку на кровать и сказал сам себе, – если что, услышу что-нибудь. Он не знал, почему сразу не повесил трубку. Просто, может, кто-нибудь что-нибудь да скажет. Но в трубке по-прежнему слышалось дыхание. Это дыхание было спокойным.

– Да ну и ладно. – Глеб положил трубку теперь уже на петли телефона и закрыл глаза. Сон не заставил себя долго ждать, учитывая, что Глеб сегодня ночью лег только в половину четвертого утра: до трех часов что-то праздновал с друзьями. Но, как обычно, к концу гуляний, всем было абсолютно все равно, что они там отмечали и зачем столько выпили. В головах была одна мысль: добраться до дому, если была вообще. Сейчас он был пьяным, уставшим, даже изможденным и легко уснул.

Ему приснилась какая-то девушка, которая через миг оказалась его любимой. Она тихо лежала на постели, спокойно дышала, прислонив к уху трубку телефона, откуда слышались невнятные слова Глеба. Его взгляд немного отдалился. Она лежала на постели, укрытая тонким шелковым одеялом. Тусклый свет ночника освещал мягкие контуры ее лица и тела. Но вот почему-то комната ее была без окон и без дверей. Но обращать на это внимание не хотелось. Во сне мучила совесть, хотя любимая и знала, где он и с кем.

Столкнув случайно рукой подушку на пол, Глеб проснулся. Его голова все еще гудела, но уже меньше. Из окна на ноги Глеба падали косые лучи согревающего золотисто-желтого света.

Глеб встал и сунул ноги в нагретые солнцем сланцы. Несмотря на несильную головную боль и сухость во рту, настроение было на редкость хорошее.

Он встал с кровати и отправился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Как только он вошел туда, в зеркале за раковиной ему предстал двадцативосьмилетний мужчина. Глеб встретился с ним взглядом, провел рукой по своей щетине и произнес: «Ну, доброе утро. А ты еще даже ничего! – Глеб потрогал шрам на виске, полученный еще в детстве, в результате неудачной игры, или падения с велосипеда – Хотя здесь следовало бы отрастить бакенбарды».

Он умылся, тщательно выбрился, почистил зубы, вытерся полотенцем, сделал еще кое-какие личные дела, не стоящие описания, и вышел из ванной взбодренный.

Он жил один, но временами в его доме обосновывались его друзья, девушки, хотя довольно давно, и, однажды, даже страховой агент, обратившийся за помощью, однако на этот раз в доме не было никого, кроме его самого.

Пройдя обратно в спальню, он взглянул на настенные часы и весьма удивился, что было только девять часов. Сегодня у него был выходной. Он сам для себя так решил, потому что был писателем и сейчас не был настроен, так как чувствовал, помимо легкого похмелья, еще и отсутствие желания что-либо писать. Недавно он завершил работу над психологическим романом под названием «Кусок», не имевшим определенной сюжетной линии. Он написал его от нехватки ощущений и сомневался, что «Кусок» понравится здравым умам России. Это был роман о многом: о неспокойной жизни, о веселье в клубах, связанных с массовостью, о своей теории стержня, пронизывающего всю нашу жизнь каким-то одним символом и прочее. В принципе, если считать его урбанистической философией, тогда он будет отлично продаваться как представитель своего замысловатого жанра.

Глеб щелкнул пальцами, – так я и сделаю!

Он включил компьютер, стоящий в зале, чтобы послать по Интернету «Кусок» и за одно записать его как урбанистическую философию.

– Письмо? – Он открыл электронный почтовый ящик и увидел там одно послание. Дата отправления значилась сегодняшняя, даже время 10:00. По-видимому, письмо пришло только что. Он открыл его. Ничего. Чистый, пустой документ. На секунду Глеб задумался: что бы это могло значить? Но вскоре вернулся к осуществлению своего плана.

Отправив «Кусок», Глеб выключил компьютер и направился в кухню. Сегодня он хотел отдохнуть от столь активной жизни, посидеть дома, хотя бы до семи вечера, выпить на мансарде чашку горячего кофе, любуясь неровными зелеными холмами, покрытыми дачами, домами, протянувшимися до горизонта и освещенными летним солнцем. Да! Вот чего ему сейчас хотелось.

Он жил в небольшом одноэтажном особнячке (коттедже, если угодно), белого камня с плоской крышей – мансардой. По ее краям стояла условно мраморная балюстрада. Сам дом располагался на окраине Смоленска, среди других частных коттеджей. Достался он Глебу совершенно недавно, от богатого дяди, у которого не было своих детей за что, собственно говоря, ему спасибо. Далеко не каждому перепадает такая удача. Нет, дядя не умирал, как вы сначала подумали, он просто купил дом своему любимому племяннику, а уж откуда у дядюшки водятся такие деньги, Глеб не знал. Да и зачем ему это, как говорится: меньше знаешь – крепче спишь.

Глеб решил позвать кого-нибудь, чтобы с ним разделить радость свободного дня. Он, к тому же, просто не хотел надолго оставаться наедине с самим собой. Как я уже говорил ранее, это его всегда мучило.

На мобильном он набрал номер своего друга Алика Манукяна.

– Да! – Ответил звонкий голос в трубке. – У аппарата Алик.

– Что это еще за «у аппарата…»? – Спросил Глеб.

– Да, ничего, бывает.

– Ну да ладно… Здорово! – Перебил его Глеб, – давно не виделись, старина. Приезжай ко мне, пообщаемся.

– Да, согласен, давно. И я даже приеду, вот только знаешь, – у Алика был армянский акцент, да и, откровенно говоря, он и сам был армянином. – Э… Знаешь, у меня тут в городе дела, я приеду спустя часа два, еще вина возьму.