Лука Птичкин - Черный океан

– Ты меня беспокоишь.

– Проходи в зал, я сейчас, – Глеб вошел в кухню.

Зашедши в спальню, он взял трубку настенного телефона. Немного поразмыслив, набрал номер родителей. Послышались бледно-желтые гудки.

– Алё, – наконец ответила мать.

– Здравствуй, мама. Как ты?

– Да ничего. Все хорошо. А ты?

– Ой, у меня тут все просто к чертям летит. – Он захотел исповедаться матери, и начал было. – Я тут… У меня…

– Что? Что-то случилось? – В голосе матери послышался тон волнения

– Да не ладится с работой. Издатель рвет и мечет. – опомнился Глеб. Нужно уехать из города набраться новых ощущений, понимаешь.

– М… Да, понимаю, что же, хорошо, звони там.

– Обязательно, – пообещал Глеб, сомневаясь, сможет ли он это сделать оттуда, куда он едет. – Пока.

– Ну пока.

Глеб повесил трубку. Ему стало на душе еще тяжелее оттого, что не сказал обо всех подробностях. Но, кто знает, может мать подумала бы, что ее единственный сын сошел с ума? Тем не менее, Глеб посчитал, что поступил правильно, несмотря на внутреннюю душевную тяжесть.

Глеб взглянул на пустую кофеварку, похоже кофе допила Анна, что же, тем лучше, как счел Глеб: кофе только еще больше щекочет ему нервы.

В зале дома Глеба было уютно. Все было в неярких теплых тонах. Пастельных. Глеб предпочитал хранить мелкие вещи в сервантах, тумбочках, днищах и ящиках столов, поэтому в глаза бросались только небольшие белые керамические статуэтки-слоны, которыми гордился Глеб. Такие статуэтки теперь не найти, несмотря на былую их популярность. В двух углах: рядом с креслом и диваном, стояли недорогие напольные лампы-абажуры. Ну и конечно же телевизор! Как же без него? Глеб приобрел небольшой, наверное потому, что не часто смотрел его. Плюс ко всему несколько шкафчиков, полочек, на которых медленно пылились книги, которые Глеб редко перечитывал. Наверное, у каждого должно быть всего несколько книг: всего-то древняя серия «Классики и современники», уже неизвестно с какого времени оставшиеся и от кого доставшиеся, библия, Пушкин и Лермонтов. Все. И вовсе необязательно их читать. Просто это все, что должно быть у каждого. Так, для виду. Эти книги – символ того, что в доме кто-то когда-то что-то читал. Но книг у Глеба было чуть больше. Половину из них он прочел лишь чтобы повысить квалификацию…

Может, это мои предрассудки, но все же когда я кладу книгу без закладки – так, переплетом вверх, я никогда не дочитываю ее до конца. — Как-то подумал Глеб. – Нет, я ее потом читаю, но уже без интереса. Не знаю, почему так. То есть, чем чаще книга лежит переплетом вверх, тем я к ней холоднее отношусь и в итоге – не дочитываю. Таким образом я не дочитал Дина Кунца – Незнакомцы, три книги Пикуля и еще что-то. Уж и не помню. Хотя, может, и наоборот – так, подсознательно я кладу без закладки книги, которые меня не интересуют или разочаровывают. Не знаю…

Но вернемся к комнате – в общем, хозяину и его гостям нравилось: недорого и со вкусом. Глядя на все вещи, к которым привык, Глеб жалел, что ему приходится покидать дом. Однако, с каждой секундой накатывало все больше понимания бессмысленности накопленных вещей. И от этого понимания жаль уже становилось самого себя. Глеб вернулся в зал.

– У меня плохие новости. – Начал он. – Алика нет в живых.

Ева засуетилась, не зная, как ей отреагировать. Да что там, она уже реагировала: она уже ничего не понимала. Вот так, ты еще ничего не сказал, а тебя уже не понимают.

– Да ладно тебе. Над этим, вообще-то, не шутят. – Нахмурилась Ева.

– Он… Его нашли в ванной, полной кровавой воды. Он мертв, понимаешь? – Вены разрезаны, в легких – вода. Я не знаю, что это, к тому же меня преследует кто-то. Мне надо уехать. Срочно.

– Но куда? – Выговорила она. Бред какой-то, думала она.

– Это… Далеко отсюда. – Глеб боялся , что она его не поймет, но все же начал говорить правду. – Слушай, со мной что-то происходит. Меня пугает дыхание в трубке телефона, меня всего трясет, я напуган, утром у меня в шкафу очутилась изувеченная девушка, за мною охотятся. Но мне потом все объяснил один человек, Александр Петрович, бывший майор милиции. Он желает мне добра. – На секунду Глеб умолк. Он увидел в глазах Евы неопределенное чувство: то ли недоверия, то ли удивления, то ли какой-то боязни или непонимания, а, скорее всего, она чувствовала все это и сразу. Глеб продолжил. – Я хочу скрыться от этого кошмара.

– Ты никогда не ввязывался никуда. Что с тобой произошло на этот раз? – Ответила Ева. Глеб мог ожидать любой ответ, но только не этот.

– Но неприятности сами меня нашли. Я не ввязывался. Это какая-то мистика. – Ответил Глеб и грузно вздохнул. – Эх, ты не веришь. Я этого и ожидал. Да и вправду, выглядит, как полное дерьмо, чушь, околесица, быть может, но… Есть другие миры, мне рассказывали ключники. Э… Это как лифтеры. Есть Промежуточное Пространство, которое соединяет эти миры. То, чего не знают и ученые, потому что если они узнают и напишут об этом, их ссылают в Промежуточное Пространство. Представь, что я говорю правду, потому что это и есть правда. Как бы абсурдно она не звучала. Скажи, я тебе когда-нибудь лгал? Тем более о подобном?

– Я не знаю, теперь сомневаюсь. – Недоверчиво ответила Ева. – Да ты просто двинулся.

– Подожди. – Глеб встал и вышел из комнаты. – Я тебя познакомлю с той девушкой, которая так внезапно оказалась у меня в шифоньере. – Послышалось в коридоре. Через секунду он вернулся. Рядом с ним встала белокурая девушка в одежде Глеба, которая была ей явно велика. На видимых участках кожи кое-где красовались синяки, кое-где заклеенные лейкопластырем раны, а кое-где и запекшаяся кровь. Девушка кивнула Еве. Вид у нее был спокойный.

– Ева, знакомься – это Анна, ключница. Анна, это Ева – моя милая.

Она тоже приветливо кивнула.

– Может вы, Анна, мне расскажите, что происходит. – Спросила она.

Анна заметно погрустнела, хоть и была далеко не радостная. Ровно настолько, насколько может погрустнеть самый грустный человек.

– Давайте сядем. – Произнес Глеб и, подтащив небольшое кресло ближе к девушкам, сел в него. – Анна, садись на диван, рядом с Евой.

– Прости, Анна, я не сказал ей об этом, не расстраивайся.

– Сказать о чем? – Едва слышно осведомилась Ева.

– Анне отрезали язык. – Произнес Глеб.

Глаза Анны наполнились слезами. Она беззвучно заплакала.

– Ну-ну, Анна. – Попытался успокоить ее Глеб. – Кстати, врач сказал, что ты сможешь потом говорить, когда рубцы на языке заживут.

Ева наблюдала за всем этим, как за театром, хоть и весьма проникновенно. Но она не верила во все это.

– Да, я тебя понимаю, Ева. То, что я говорил, не очень похоже на правду. Я и сам с трудом верил, но это так.