Алексей Васильев - Алый камень

– Обрекает себя? Враг, отринувший свою присягу? И кто же эти враги короны? Графы, возмущенные поборами? Или крестьяне, умирающие от голода? Видимо, сущность королевской власти вообще не меняется, живи ты двести лет назад или тысячу – всегда будет безумец с короной на голове, который решает кому жить, а кому умереть, и вы, его верные псы, с радостью исполняете его волю, проливая реки крови! Так, кто же мясник? – спросил Валенкарт, останавливая взгляд алых глаз на капитане.

Пока граф говорил, сир Нолан с ужасом понимал, что слова этого странного и, несомненно, безумного человека находят отклик в его душе.

– Хватит! – заревел сир Густав. – Единственное, что не дает мне снести вашу неразумную голову с плеч, так это то, что вы здесь явно засиделись и сошли с ума. Лишь безумец будет оскорблять короля при его же подданных. Сир Ульф, отвяжите этого предателя и покажите, что бывает с человеком, которому не достает ума и верности повиноваться королю. Он у нас попляшет!

– Капитан, – вмешался сир Нолан, – разве это правильно? Мы…

– Что я слышу! Только не говорите, что слова этого предателя оказали на вас влияние! Или этот безумец вас околдовал? Мы поговорим о вашей лояльности позже…

Сир Ульф подошел к Валенкарту. Двумя ударами молота он разбил кандалы с цепями и, быстро отложив молот, схватил графа за руки и заломил их за спиной. Дальше начались странные вещи. Огромный и сильный сир Ульф не мог справиться с графом. Тот тоже был очень высок, лишь на полголовы ниже сира Ульфа, но рыжебородый был намного мощнее, громадные мышцы вздымались от натуги, лицо краснело, а лицо Валенкарта сохраняло свою прежнюю белизну и ухмылку.

Длинные жилистые руки вырвались из хватки сира Ульфа. Тот, взревев, ударил латной рукавицей Валенкарта в грудь, но граф лишь слегка пошатнулся. Быстрее молнии пролетел кулак Валенкарта, и сир Ульф, отлетев на десять шагов, с грохотом врезался в стену. Сир Густав тут же обнажил меч и бросился на графа.

– Стойте, – сказал Валенкарт, – я не желаю вам зла. Опустите оружие…

Меч капитана глубоко вонзился в грудь Валенкарта и пронзил ее насквозь. Глаза графа яростно засияли, как раскаленные угли. Страшный удар рукой подбросил капитана в воздух, и он шлепнулся о каменный пол. Рыцари и пехотинцы побежали на Валенкарта с мечами наголо. Тот, словно змея, пригнулся, избежав удара мечом, и, раскрыв рот, в котором блестели длинные клыки, с хрустом вгрызся в шею другого рыцаря. Дернув головой, он швырнул его в сторону, как волк швыряет убитого зайца.

Лицо Валенкарта исказилось гримасой ярости. С длинных острых клыков капала кровь. Глаза превратились в два ярко сияющих алых сполоха. Длинные пальцы оканчивались острыми когтями. Он бросился в гущу людей, словно вихрь смерти, разрывая, кусая и раскидывая обступивших его врагов. Когти прорезали доспехи, вспарывали тела. Пол стал скользким от крови. Казалось, все полученные раны делали Валенкарта яростнее, а каждая пролитая капля крови сильнее.

Сир Нолан стоял, будто зачарованный, оцепеневший от ужаса. За несколько ударов сердца это существо перебило половину их отряда. Тут из-за спины графа на него бросился сир Ульф, размахивая молотом. Валенкарт перехватил молот рукой. Около секунды они боролись за оружие, и Валенкарт потянул на себя молот, притягивая к себе сира Ульфа. Граф впился ему в шею, жадно лакая хлынувшую кровь. В этот момент капитан, подобрав чей-то меч, вонзил его в спину Валенкарта, рассекая плоть и кости.

Послышалось жуткое шипение, наполненное злобой и болью. Тело графа стало темнеть и растворяться в воздухе. Меч, звякнув, упал на пол. Темный туман наполнил комнату. Выжившие рыцари встали в круг и выставили впереди себя мечи.

Вдруг обретшая форму черная фигура прыгнула прямо в центр круга. Полностью материализовавшаяся когтистая рука ударила сразу троих – они покатились в сторону. Через секунду остались лишь капитан и сир Нолан, не веривший своим глазам. «Такого не может быть, такого не бывает», – промелькнуло у него в голове. Валенкарт, уклонившись от меча капитана, укусил его в шею, фонтаном хлынула кровь. Капитан повернул лицо к сиру Нолану и прошептал лишь одно слово: «Беги…»

И он побежал. Сир Нолан никогда не считал себя трусом, но он побежал; бежал все дальше, прочь от этого ужаса, прочь от этого места. Захлопнув дверь комнаты, он стремительно кинулся наверх.

Сир Нолан не услышал звуков шагов или бега, нет. Он услышал звуки сотен хлопающих крыльев. Рыцарь с ужасом обернулся и увидел, как сотни маленьких красных глаз летели за ним в темноте. «Это безумие, это безумие…» – сир Нолан захлопнул за собой последнюю дверь. Одна тень успела проскочить – это была большая черная летучая мышь. Она кинулась на него, пытаясь прокусить его доспех, но рыцарь успел разрубить ее мечом.

Выбежав наружу, он стал кричать и звать гарнизон. Его обступили ничего не понимающие солдаты. Сир Нолан смог лишь прокричать: «Бегите, спасайтесь, кто может! Он идет!» и кинулся к лошадям. Схватив первую попавшуюся походную сумку, он отвязал лошадь и поскакал прочь, прочь от этого ужаса, прочь от этого замка.

Он уже не видел, как темная туча вылетела из катакомб, окружая десяток человек. Он не видел, как летучие мыши приняли форму черной высокой фигуры. Он не слышал последние крики гарнизона крепости…

Еще один солдат рухнул на холодную землю. Из его вспоротой шеи хлестала кровь.

– Что же это такое?! Что… – осекся голос очередного копейщика, когда длинная рука схватила его за горло, с хрустом сломав ему шею, подняла в воздух и швырнула в сторону. Двое выживших копейщиков жались к стене. На фоне беспроглядной ночи чернела высокая фигура. Два красных сполоха горели алым огнем. Он надвигался на них.

Один из копейщиков, сущий мальчишка, бросился на колени, кинув копье на землю.

– Пощадите, умоляю, мы сдаемся, мы… – слова застыли в горле скованного ужасом юноши. Он ничего не мог сказать, лишь беззвучно шевелились губы, силясь произнести хоть что-то.

Фигура остановилась. Пылающий взор блеснул и стал потухать.

– Бегите, – послышался низкий хриплый голос, – прочь отсюда.

Чуть ли не на четвереньках солдаты бросились к воротам. Через мгновение они растворились в ночной темноте.

Фигура оглядела поле бойни. С долей грусти и жалости скользил взгляд алых глаз по изувеченным телам. Но потом взгляд графа поймал кровь, вытекавшую из ран. Она сияла алым светом, в десять раз ярче лунного, погружая остальной мир во тьму. Запах старых елей из ближайшего леса, запах сырой земли, аромат ночного воздуха – все это поглощал неодолимый, пьянящий запах крови. Графа потянуло к ней, она звала его. Мельчайшая частица его сущности жаждала впитать в себя эту эссенцию жизни. Очертания рослой фигуры стали размываться, словно дым, исходящий от пламени.