Ли Виксен - #Охотник на волков

Это открытие меня потрясло. Скорлупа, пустая оболочка, оставшаяся без какого-либо наполнения, но все еще достаточно крепкая, а может, ставшая еще прочнее. Ведь защищать ей было уже нечего. В этот день я впервые встала и вышла из шатра.

Мир вокруг, оказывается, жил в своем ритме все время моей болезни. Токан кипел новостями, преимущественно про Сиазову лощину. В городе ока говорят на многих языках, не только на родном заокраинском. На языке Королевства из уст в уста передавались вести о магическом взрыве, сотрясшем весь север. В сердце всплеска никто не совался – магия там все еще кипела, как раскаленный металл. Все жители округи либо погибли, либо пропали без вести. Я единственная пережила Взрыв.

Это подвело меня к мысли о гибели остатков легиона Алой Розы. Не сказать, что я сильно удивилась. Чем все закончится для них, я поняла еще в самой лощине. Но даже эта мысль меня больше не тревожила. Та жизнь закончилась, началась новая – в токане, среди ока.

По правде, братья и сестры не сразу меня приняли. Несмотря на то, что седые волосы и белесые глаза начали обретать цвет, я все еще напоминала привидение, и среди ока ходили разговоры, что я проклята магией. За спиной шептались, что я – Хвоара, персонаж фольклора ока, некто вроде злобного духа. Меня сторонились и, хотя выказывали видимое уважение гостье Мама-Оки, избегали не только случайно соприкоснуться со мной руками, но даже встретить мой взгляд.

Несмотря на это, мне было суждено стать частью клана. Все началось с желания вырваться из токана, за пределы его незримых стен. Ходить на большие расстояния было тяжело, так как ноги еще плохо слушались. Поэтому я попросила у Мамы-Ока лошадь. На гнедой кобылке я объезжала близлежащие холмы, любовалась закатами и слушала степных птиц. Время словно застыло, а от меня не было никакого проку. Я питалась едой народа ока, спала в его постели, но была бесполезна, как соломенная кукла. И до поры меня это не тревожило.

Но в одну из прогулок я стала случайной свидетельницей жестокой забавы. Степные бандиты преследовали двух гадалок ока, которые возвращались с базара Штольца. Верхом на крупных лошадях, тыкая в них копьями, они гнали беззащитных заокраинцев, словно диких зверей. Я наблюдала за происходящим с холма, минут пять. Рослый бандит с грязно-рыжей бородой и притороченным к седлу трупом мертвой собаки, видимо, решил заколоть жертв насмерть, завершая свое варварское развлечение.

В этот миг какой-то невидимый механизм у меня в голове придал нужный ход беспечным мыслям. Я вспомнила все: и скорлупу грецкого ореха, и ощущение беспомощности из моей юности, и забытый треск-стон ткани, и мягкий удар магического взрыва в лицо – теплый воздух, полная темнота, поглотившая мир, и осознание потери самой большой ценности на свете.

Я пустила лошадь с холма галопом. И прежде чем бандит успел опомниться, накинула ему на шею петлю из сорванного с головы фаранка и буквально вырвала его из седла. Его товарищ словно остолбенел и пораженно наблюдал за нами. Я душила мерзавца долго, возможно, несколько минут. Напарник его, совсем молодой парень, успел прийти в себя и разразился слезами и мольбами. Отбросив свое копье, он просил сохранить жизнь его брату.

Но я его не видела. Я смотрела на ока – оставляя на земле кровавый след, они бежали в сторону токана – и вспоминала историю Кима, родителей которого забила камнями охрана аристократа, просто от скуки.

Степные бандиты тоже просто развлекались, может, потому я и душила эту сволочь с наслаждением, какое раньше было мне неведомо. И что удивительно, внутри не вспыхнул извечный спор между доброй маленькой Лис и суровым двойником Атоса в женском обличье. Атос умер. И он победил. Внутри меня остался только зверь.

Когда я отбросила от себя бездыханное тело рыжего бородача, его младший брат уже собрался с духом и попытался напасть. Это дало мне повод. «Ты дал мне повод, – говорила я сотни раз после этого. – Ты сам виноват».

Вернувшись в токан, я разыскала свой доспех с пустыми выемками от бусин из браслета Карамина и корундовый меч с трещиной на лезвии. Не сказать, что я знала, что делать со своей жизнью, но, по крайней мере, передо мной забрезжило хоть какое-то будущее. И оно вело в ратаран.

Ока никогда не были воинственной расой. В Ирбисе, столице их родины Заокраины, процветали магические искусства, а военное дело не развивалось. Однако своя каста бойцов имелась и у ока. Когда из-за магической напасти всю Заокраину стерло с лица Земли, а заокраинцы начали мигрировать токанами и поодиночке, выжившие ока из клана воинов создали ратаран. Не более дюжины человек на один токан, они были избранной гвардией и весьма искусными бойцами. Их было до смешного мало, но особенности боевого стиля, оружие, муштра сильно отличали их от остальных ока – бродяг, предсказателей и гадалок.

Ратаран – приложные воины Заокраины. Они были и при нашем токане. Но когда я явилась к их предводителю и попросила взять меня в следующий рейд, тощий черный мужчина с белыми тонкими усиками лишь презрительно взглянул на меня, белого призрака Хвоару, и бросил:

– Ромэ!

Это походило на отказ. А я разучилась принимать отказы.

– Я хочу в ратаран. Я не вашей крови, но дайте мне шанс.

– Ромэ! – громко и строго повторил предводитель.

– Вы не знаете моей силы!

– Ромэ! Ромэ!

Меня так разозлили его тон, его тонкие усики и надменный вид, что я кинулась на мужчину, желая вколотить это глупое «ромэ» ему в глотку. И только пара солдат-ратаран, схвативших меня за руки, не допустили драки.

– Ромэ – означает «принята», глупая девчонка-призрак! Чтобы работать с нами, тебе придется для начала выучить наш язык, – заключил глава ратарана.

Позднее я узнала, что его зовут Кашим, – так заокраинцы произносят имя божества-хлебопашца Кашми. Правда, с богом у него не было ничего общего. Его отличали горделивость и заносчивость, но умению Кашима вести бой и обращаться с изогнутой саблей-лакши можно было позавидовать.

Я настолько погрузилась в воспоминания, что и не заметила, что сижу голым задом на деревянном полу. Половицы нагрело солнце, но прохладный утренний воздух согнал меня с места. Поднявшись, чтобы взять одежду, я направилась к кровати. Она, как и зеркало, была слишком большой для такой маленькой комнаты. Над одеялом вновь мелькнула нежная ручка.

Я не удержалась и присела, как была голышом, на край постели. Среди перин и подушек в обрамлении золотистых кудрей покоилась головка поистине ангельского создания. Если бы меня спросили, доводилось ли мне видеть девушку прекраснее, то я бы с уверенностью ответила, что никогда. Аэле была творением божества, а не земным ребенком. Ее шелковые кудри сияли в утреннем солнечном свете, а нежная кожа персикового цвета была покрыта нежным румянцем на щечках.