Владимир Микульский - Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

Затем дорога лежала на восток уже практически по земле Элама в большой город Сусан (значительно позже переименованный и уже известный как Сузы, ставший к тому времени столицей Элама).

– К сожалению, как это ни жаль, Сусан придется обойти стороной, – заметил Хутрап,– мне дорога туда заказана. Правитель города Эпарти поставлен жрецами богини Пиненкир и опирается на них. А они смертельно боятся воцарения Пели, и караван просто исчезнет первой же ночью в городе, вздумай я туда заглянуть.

– Да, Пели после воцарения предстоит много работы по установлению своей власти, – заметил Дамик-илишу.

– Ничего, он работы не боится, – усмехнулся Хутрап, – и он будет не один, помощники всегда найдутся.

– Однако жаль, – продолжил царь, – я рассчитывал на то, что в Сусане твой караван пополнится дополнительной охраной.

– Ты думаешь, что к тому моменту в охране уже будет мало солдат? – спросил скандинав.

Дамик-илишу взглянул на Хутрапа и опустил голову.

– Признаться, я думаю, что к Сусану от каравана ничего уже не останется, – помолчав, сказал он, – вот поэтому я и нанял тебя. Тебе предложены большие деньги, и ты постараешься получить их, завершив начатое. Видишь, я не скрываю, что работа предстоит сложная и опасная.

– Поживем – увидим, – усмехнулся скандинав.

– И да поможет вам Мардук! Однако, к делу…

После Сусана, направившись на юго-восток, и, переправившись через реку Карун, следовало двигаться до конечной цели пути – резиденции эламских царей города Аншана.

При разработке маршрута были учтены сведения, полученные при опросе купцов, бывавших в Аншане, а также знания самого Хутрапа, уже проделавшего этот путь, но только в обратном направлении, от Аншана до Вавилона.

Конечно, быстрее всего было бы двигаться все же другим маршрутом. Это признавали все. По нему сначала из Вавилона следовало бы против течения Евфрата подняться вверх до города Сиппара, а затем по восточному рукаву Евфрата доплыть до Персидского залива, и, спустившись по нему примерно наполовину, высадиться на сушу, а оттуда уже рукой подать до цели.

Однако против течения, скорость которого почти равнялась скорости идущего человека, то есть была достаточно существенной, выгрести на большом корабле или плоте было практически невозможно. Даже если пройти этот кусочек по суше, то восточный рукав Евфрата был совершенно неизученным местом, изобиловавшим внезапными отмелями, поворотами, и был при этом очень узким, что не обеспечивало необходимую безопасность плавания.

И, главное, по реке невозможно было пройти незамеченными мимо Лагаша, с которым у Вавилона были более чем напряженные отношения, да и разбойничьих шаек на реке хватало с избытком. Даже если бы удалось счастливо выйти в Персидский залив, то там пиратство было настолько сильно развито, что местные прибрежные племена иногда только и жили за его счет, грабя проходящие у берегов караваны кораблей и плотов, если только их не сопровождала очень большая охрана. Но и сильная охрана часто была не в состоянии защитить весь караван от нападения.

И в принятом маршруте движения каравана с дарами имелись сложные участки, где караванная тропа проходила через территорию воинственных местных племен, но две сотни солдат сопровождения давали хорошую гарантию счастливого исхода всего дела. Хотя слова царя о том, что к Сусану от каравана ничего может не остаться, заставляли призадуматься.

Утром назначенного к отправлению каравана дня посол Хутрап в сопровождении телохранителя Альрика из настолько далекой, что почти мифической Скандинавии, явился в покои бывшего верховного жреца главного божества Мардука, а ныне полновластного властителя царя Вавилона Дамик-илишу. Тот ждал их, стоя у небольшого столика, на котором стояла уже известная запечатанная шкатулка с вложенным в нее завещанием.

Царь взял шкатулку и подал ее послу, который, опустившись на колени, принял ее на ладони обеих рук.

– Я обещаю, что доставлю ее по назначению, – торжественно-серьезно сказал посол.

– Шкатулка что, пришла в негодность и ее заменили? – внезапно спросил скандинав.

Посол и царь, переглянувшись, уставились на него.

– Э-э, с чего ты взял? – наконец, обретя дар речи, спросил царь.

– На той шкатулке, что ты держал в руках несколько дней назад, лепестки цветов на передней кромке были под другим углом.

– А-а, теперь я понял! – с некоторым напряжением засмеялся Дамик-илишу, – когда я готовил все для посольства, то осматривал шкатулку. И она выскользнула из моих рук и упала на пол, повредив орнамент сверху. Однако я тут же вызвал своего лучшего ювелира, и он к вечеру доложил, что уже исправил все недочеты. Так ты говоришь, есть смещения лепестков? Каких?

Скандинав уверенно указал на четыре крайних от угла лепестка.

– Они попарно отклонялись вверх и вниз, – сказал он, – а теперь все четыре имеют одинаковый наклон.

– Это показывает, что мои люди далеко не совершенны, и могут обмануть и меня, если их жестко не контролировать! – раздраженно произнес царь и дернул за шнурок, свисающий с потолка.

Сразу же в комнату вбежал молодой жрец в белой одежде, один из секретарей правителя, и почтительно остановился у входа.

– Моего ювелира сюда, живо! – приказал ему царь, – приволочь в сопровождении четырех человек!

Жрец исчез, а спустя короткое время четверо сильных жрецов затащили в помещение испуганного человека в чистой разукрашенной одежде и бросили его к ногам царя.

–Что это? – закричал Дамик-илишу, хватая ювелира сзади за одежду и подволакивая к столику, на который снова была поставлена шкатулка, – я приказывал тебе отремонтировать ее, а ты не сделал это в совершенстве!

– Я не виноват… – залепетал было бедный ювелир.

Однако царь, не слушая, тыкал его лицом в шкатулку.

– Смотри! Последний раз я прощаю тебя! А чтобы он лучше запомнил, всыпать ему в соседней комнате двадцать палок, так, чтобы я слышал это и душа моя радовалась!

Не прекращающего что-то жалобно говорить ювелира дюжие жрецы вытащили в соседнюю комнату, оставив приоткрытой дверь, и тут же оттуда послышался свист палок и вопли избиваемого человека.

– Будем считать инцидент исчерпанным, – с удовлетворением произнес царь, обращаясь к послу, когда вопли утихли.

Посол согласно наклонил голову. Царь взял шкатулку, вышел в соседнюю комнату, откуда послышался его повелительный голос, и тут же без нее вернулся обратно.

– Скоро все будет исправлено. Подождем, – сказал он, сделав приглашающий жест рукой в направлении стоявшего в стороне столика, уставленного вазами с фруктами и кувшинами с прохладительными напитками. Прошло еще немного времени, и избитый ювелир на дрожащих руках сам вынес злосчастную шкатулку, у входа упал на колени, низко склонился, поставил ее себе на голову и в такой смиренной позе подполз к царю. Тот внимательно осмотрел шкатулку, взял ее, сказал ювелиру: – Ведь можешь, если хочешь! – и добавил: – Разрешаем удалиться!