Павел Шмидт - Мелкинд Виллейн

Ладонь коснулась копны светлых волос сына, и на губах женщины заиграла улыбка.

– Доброму гостю всегда рады, – сказала хозяйка приветливо.

– А недоброму?

– Недоброго найдётся чем отвадить, – с улыбкой сказала мать Эритора, пальчик скользит по чёрному шнурку, от ключиц, меж полных грудей к запретному для обычного люда оберегу.

– Мама! Его зовут Виллейн. Он узник, сбежал из колдовской башни! Нашёл под утёсом, мокрого совсем. Представляешь, что узнали на площади?…

Я затараторил:

– Послушайте, я не причиню вреда! Скажете – уйду прямо сейчас, вам могут грозить неприятности. Дайте одёжки побалохонистей да шляпу!

– Мне дела нет до королевских проблем! – резко ответила женщина. – Тем более колдовских. Вы не похожи ни на преступника, ни на обычного жулика-мелкинда. Оставайтесь на завтрак, там видно будет. Меня зовут Унрулия.

Я поблагодарил кивком. В доме чисто, но скудно. Одежда Унрулии из явно добротной ткани, не каждый купец позволит, в ушах дорогие жемчужные серьги.

Караси, запечённые до хрустящей корочки, устроились поверх гречневой каши, исходят паром в глиняном блюде посреди стола. Исчезли быстро.

– Странно живёте. Не рыбной ловлей, много ли мальчишка принесёт. Мужа, видно, нет.

– Так уж и видно?… Я дочь купца, отец оставил наследство, у самой голова и руки на месте!

– Мама умная и шить умеет! Из самого верхнего города наряды заказывают, – вступился мальчуган. – Мама, герольд на рынке…

– То-то мне ваша, гм, ваше лицо кажется знакомым. Видел, поди, близ дворца.

– Из-под башни видали? – засмеялась она, обнажив ровные белые зубы. Я набрал воздуха ответить, как по улице пронёсся топот, спустя минут пять в дверь застучали, настойчиво, но как-то слабо. Эритор взглядом спросил разрешения открыть, на пороге старуха, щурится на меня близоруко. Перевела взгляд.

– Соседка, скорее на площадь! Ой, беда случилась!

– О чём вы? – спросила хозяйка.

Бабулька покосилась подозрительно на меня.

– Слышали набат? Проскакал гонец – все на площадь!

Эритор, сделав просительное лицо, умчался, обгоняя старушку, мы наедине с неловкой тишиной. Я уставился на оберег, но взгляд притягивает окружение. С трудом разомкнул пересохший рот, спросил учтиво и на нейтральную тему:

– Эритор весьма крепок. Сколько ему, двенадцать?

Женщина мелко кивнула, взгляд не находит места, смуглые щёки хорошо скрывают лёгкую бледность. Я продолжил настойчивее:

– Знаю только один тип людей, не выдающих беглецов. Это такие же преступники!

– Вы так мало знаете. Мы не преступники. Королевская власть, – Унрулия помедлила, – тот, кто правит от имени короля, нам не указ!

– Что значит – правит от имени короля, о чём говорите?

– Когда в последний раз видели Его Величество? Сколько не показывался на люди? – с жаром воскликнула она. – Год, два? Его Величество так же мёртв, как и отец Эритора.

– Не может быть! Мастер Фитц видится регулярно, да и принц не похож на убитого горем сына. Как подобное могли скрыть, и, главное, зачем?

«Эта женщина несёт бред. Бедняжка тронулась слегка умом, живя с сыном одна».

Я посматриваю на оберег, где-то в груди заворочалась жадная жаба, а руки дёргаются забрать.

Эритор ворвался с таким видом, что мать вскочила и мигом заперла дверь.

– Мама! Герольд снова объявил! Его Высочество погиб на охоте! Заговорщики-маги покушались и на принца!

Мальчик с ужасом уставился на меня, порывается заслонить маму. Та не даёт, крепко сжав за плечо. Я сижу, не в силах вымолвить слова, мысли вскачь. Унрулия глубоко вздохнула, лицо – недвижная маска. Проговорила спокойным тоном:

– Сынок, пойди собирать вещи. Как если едем за город. Давай-давай!

Мальчик бросил на меня свирепый взгляд, но покорно прошёл в комнату.

– Поверьте, я не имею никакого отношения к смерти Его Высочества, тем более Его Величества! Представить не могу, как случилось! – сказал я, ладонь близ рукояти кинжала – на всякий случай.

– О, мне это известно. Король умер два года тому назад. Дальнейшее – фарс и предательство! Бедный Джетсет.

– Откуда вам известно?!

Я вскочил и попятился от сумасшедшей.

– Не важно. Послушайте, вы должны спасти сына! Ему, всем нам грозит страшная опасность!

Унрулия шагнула вплотную, губы чувственных очертаний сжаты в прямую линию. Опустила ладони мне на плечи, замерла, глаза в глаза.

– Вы свалились на голову, и вы – наша единственная надежда! Не спрашивайте ничего, времени совсем нет. Вас наверняка ищут, нас – ещё нет, но будут.

– Да что вы несёте?!

– Не время мешкать! Я помогу выбраться из города, есть кое-какие связи, с папиных купеческих времён.

– Да постойте, не собираюсь взваливать на шею сопляка! Что за опасность? Это безумие, отправлять со мной, не видите, вешают всех собак в проклятом королевстве! Я решительно отказываюсь!

Унрулия отступила на шаг, пальцы поправили причёску, скользят вниз к вырезу платья, замерли поверх шнуровки.

– Ради сына готова отдать что угодно, – проговорила она глубоким хриплым голосом. – Вас, думаю, интересует это!

Унрулия резко рванула вниз и в стороны, и на свободу выпрыгнул оберег. Эритор замер, насупленный, в дверном проходе, за плечом увесистый мешок. Шагнул на жест матери.

– Когда доберётесь до безопасного места, разумеется, – сказала она, подвязывая оберег на шею сыну. – У нас родственники на дальних рубежах, за Звенящими ручьями, и спрячут и вам помогут.

Я вздохнул, признавая поражение. Мальчик смотрит волчонком, вцепился в мать.

– Если ехать, всем вместе. Только приодеться бы, проверим, столь ли чудесная швея?

В ответ Унрулия блеснула такой улыбкой! Я пожалел, что не родился человеком.

Рыбацкая улочка вымерла. Двери окрестных домов лязгают засовами, где есть ставни – закрыты. Со скамеек исчезли бабушки, и даже дворовые псы где-то прячутся. Из-за реки от дворцового квартала крики, полные ярости, и звон металла. С вершины башни мелькнуло тело, фонтан брызг до подножия утёса. Я лишь пожал плечами.

За полчаса Унрулия превратила мою одежду во что-то снова приличное. Я коротко обрезал волосы на манер Эритора, такие же светлые, издалека сойду за старшего брата. Соломенная шляпа завершает наряд – отсечёт любопытные взгляды.

Унрулия выудила из тайника за половой доской добротный кошель, тесёмки чуть не лопаются под напором монет, я с изумлением отметил блеск золота.

– Если вы и швея, то королевская! – заметил я с улыбкой, и жду милой беседы, но на лице Унрулии неподдельный испуг.

Дверь хлопнула за нами. Унрулия нехотя повернулась к дому спиной и сперва медленно, затем всё решительней, шагает прочь. Мы следом.

Здания кругом площади и до самых врат в едином строю, к задним дворам узкие проходы, но не сунуться – забраны решётками, ставни глухие, но со щёлочкой, словно хозяева ждут Обнажённую Леди. В центре площади фонтан, струи веером из щели расколотого вдоль валуна, вокруг чаша бассейна, тёмно-красный гранит ловит прозрачные капли. Мы встали недалеко.