Дана Юмашева - Хитрец. Игра на Короля

Затем одельтерская полиция прочесала территорию особняка. Здесь, правда, она не нашла ничего, кроме подмерзших следов слуг, колеи от повозки с мусором и втоптанной в грязь брошюрки «Освобождения» с портретом «Императора Дуакрона» с размокшим и поплывшим лицом. Должно быть, принесенная ветром листовка пролежала в грязи уже несколько дней.

Главным обстоятельством, осложнявшим расследование, оставались закрытые в хозяйской спальне окна и двери. Причем закрытые изнутри – и одно это превращало версию с самовозгоранием во вполне жизнеспособный сценарий.

Кавиз Брийер вспомнил, как перед уходом из особняка он успел перекинуться с Ройемом Исангаром и Годварсом Буке еще парой фраз.

– Итак, все случилось во время приема, как раз после выступления Императора и как раз перед началом несостоявшейся конференции. По-моему, политические мотивы очевидны, – заключил Годварс Буке.

Советник Тайных дел огорошил его злобным взглядом.

– Что ж, будем рассматривать их как главную причину убийства, – пожал плечами Кавиз.

– Что еще нам известно? – наконец подал голос Ройем.

– У дома вроде бы видели незнакомую женщину. Видели экипаж, отъезжающий от главного входа в неурочное время. Темный, с темными дрожками, один из сотен таких же, а лошадьми якобы управлял немолодой седой человек – точно такой же, как и другие возницы.

– Ничего вразумительного. Но мы надеемся на вас, – нервно выговорил Исангар, отвернувшись от Буке и обращаясь к Брийеру.

Тайный советник умолчал о том, что отдельное расследование будет вести его собственное ведомство – и даже не по прихоти Императора, а по желанию самого Советника.

Но что бы ни говорил граф Исангар, вера в себя у месье Брийера пошатнулась. Он не понимал, как все это могло случиться, и поэтому выход для него был один: потолковать с лучшим специалистом по магическим преступлениям.

Лангерье Надаш, мирно сидевший у камина за учебником по экономической науке, был уже невероятно стар, – но разум его, однако, сохранил прежнюю живость. Поэтому месье Надаш с упоением проводил часы за расчетами и делал заметки на полях учебников. Иногда он даже адресовал их авторам письма – благодарственные или гневные, в зависимости от того, насколько полезными он нашел их труды. Иногда он получал ответы – благодарственные или гневные, в зависимости от того, насколько полезными экономисты находили его отзывы.

Когда-то он занимался расследованием преступлений, где в состав дела была примешана магия, и на этом поприще стал легендой. Но нечто – то ли старость, то ли неосторожность – заставило его бросить любимое занятие. Теперь же он проводил свое время дома и довольствовался наблюдением за тем, как жена его выращивает гортензии.

Говорили, Лангерье Надаш просто выгорел, и как детектив, и как человек, и что рассудок его давно уже был нетверд – ведь он целыми днями скрупулезно высчитывал экономические коэффициенты.

Так или иначе, на начало ноября 889 года эпохи Высокомерия Лангерье был маленьким и сухоньким старичком семидесяти двух лет. Время изменило его самым кощунственным образом: невысокий в молодости, за последние годы он потерял в росте добрых четыре дюйма, весь уменьшился и съежился. Ничего не осталось от развитых прежде мышц, а тонкие маленькие ручки и ножки делали его похожим на некрасивую деревянную игрушку.

Вечера стали его любимым временем суток: только тогда расстилалось совершенное и столь желанное спокойствие. И более всего Лангерье ценил возможность наполнить их одиночеством и важными, только его волнующими делами. Меньше всего Надаш любил, когда его от этих дел отвлекали.

Сегодня был один из тех несчастливых вечеров, когда это случилось. В кабинет к Надашу наведался дворецкий в своем омерзительном костюме-тройке, и выглядел он так, будто собирался совершенно испортить ему настроение.

– Гость ожидает вас в гостиной, – степенно доложил ему дворецкий, на вид чуть ли не вдвое старше самого Лангерье. – Представился Кавизом Брийером, детективом.

Отставной следователь, вопросительно-недовольно высунувший нос из своих бумаг, тут же изменился в лице: глаза его наполнились необычайной резкостью, а морщинистый рот превратился в презрительно изогнутую черту.

– Месье Надаш? – все так же надменно осведомился дворецкий.

– Пришел-таки, – проворчал наконец Лангерье, заерзав в своем кресле. – Ну что же! Не зря ведь он тратил время на дорогу! Передай-ка, чтобы подождал минутку, – его ждет радушный прием .

«А затем уволю дворецкого к черту», – мысленно добавил он.

Человек в омерзительном костюме, оставаясь до смерти невозмутимым, вальяжно поклонился и вышел.

Оставшись один, Лангерье тут же сорвался с кресла-качалки – бодро, будто его подхлестнули вожжами. Как оказалось, старичок еще сохранил в своих мышцах остатки былой подвижности. Не сбавляя прыти, он быстрыми, пружинистыми шагами подошел к стене, на которой висело охотничье ружье, и снял с полки коробку с патронами.

– О-ох! – послышался немолодой женский голос.

То супруга месье Надаша, вошедшая в комнату с новым подносом еды, дабы заменить еду старую, совсем остывшую и нетронутую, вскрикнула и чуть было не выронила поднос из рук.

– Кавиз Брийер пожаловал, – кратко, будто обращаясь к слуге, объяснил Лангерье, а затем отправил две увесистые блестящие гильзы в патронники двустволки. – Подумать только… подумать только!

Щелчок – и ствол заряженного ружья был закрыт. Восстановив прежнюю форму, оружие вновь засверкало любовно начищенными деталями. Это было простое, ничем не украшенное ружье неизвестного производства, но когда-то оно принадлежало отцу Лангерье, а за этим месье числилось около полусотни оленей и двух десятков волков. Уже много лет это оружие хранилось в собранном состоянии, и будь Лангерье на самом деле выжившим из ума старичком, он бы давно применил ружье для охоты.

Но отнюдь не на дичь.

– Не надо! – взмолилась его несчастная супруга. – Не искушайте судьбу! Успокойтесь!

Видя разгорающееся бешенство Лангерье, женщина забыла о главном: мольбы и причитания ее в этом доме уже много лет – с тех пор, когда она встала на защиту Брийера, – не имели никакого веса. Охая, Эдит Надаш дрожащими руками опустила поднос на стол; приборы предательски зазвенели, а из молочника пролилась пара капель молока.

Отставной следователь неспешно спустился со второго этажа в гостиную и, едва только заприметил молодого детектива, навел на него дуло.

Кавиз Брийер ожидал любого ухищрения, кроме этого, и потому остолбенел. Но уже через секунду руки его взмыли вверх, а взгляд наполнился сожалением.

Старания молодого детектива, однако, не произвели на Лангерье должного впечатления, а если сказать выразительнее, вообще не произвели никакого впечатления. Презрительно хмыкнув, он лишь точнее взял Брийера на прицел.