Александр Михайловский - Врата войны

– Эй, Репке! Ты что, шутить вздумал? – я начал злиться. – Какая ночь, какой дождь?

– Обыкновенный, герр лейтенант… – тоскливо пробормотал он и я услышал его сопение – это значило, что толстяк не на шутку разволновался. – Я не шучу. Я сам ничего не понимаю…

– Ты, болван! – заорал я. – Ты хочешь сказать, что каким-то образом оказался на противоположной стороне земли, где-то в Аргентине?! Отвечай! Или ты внезапно свихнулся?

Сопение стало громче. Было похоже на то, что Репке действительно растерян. Я постарался успокоиться. Если этот мерзавец решил глупо меня разыграть, я ему устрою такое, что он больше никогда не отважится шутить – вообще ни с кем. Но что-то подсказывало мне, что дело тут действительно нечисто. Не стал бы посыльный-телефонист нарываться, играя со мной в такие глупые игры.

– Так, Репке, – сказал я более миролюбивым тоном, – слушай меня и выполняй приказ. Пройди дальше и получше осмотрись по сторонам. В первую очередь скажи, как это штука выглядит с той стороны?

– Как большая куча темноты, герр лейтенант, – откликнулся тот, – я могу, конечно, пройти дальше, но провод на катушке уже почти закончился. Быть может, я все же вернусь?

– Нет, Репке, – отрезал я, – стой там и никуда не уходи. Сейчас я пришлю к тебе подкрепление. Ребята привезут тебе сухую шинель и чего-нибудь выпить.

Отключив микрофон, я подозвал к себе командира первого отделения, унтер-фельдфебеля Дитера Краузе, здорового, немного медлительного баварца, который был во взводе моей правой рукой. Думает он медленно, но зато с крестьянской основательностью – и поэтому на его выводы всегда можно положиться.

– Значит так, Дитер, – сказал я ему, – бери своих парней, и давайте поезжайте вдоль провода внутрь этой штуки. Есть у меня подозрение, что это не простой туман… Вам придется или развеять мои предположения, или выяснить, что это такое на самом деле. Да, наденьте шинели и захватите шинель для Репке, который ждет вас у самого выхода. Без вопросов! Как только доедешь туда, дай ему хлебнуть горячительного и отправляй обратно. Одну машину вместе с обергефрайтором Бонке оставишь у конца провода. Если у нас не получится связаться по радио, будете держать связь по телефону. Пока Бонке будет охранять выход, ты проедься по окрестностям и как следует осмотрись. В первую очередь требуется выяснить, несет ли эта штука угрозу нашим войскам. Мне нужны факты и только факты, иначе я послал бы на это дело нашего умника из второго отделения. Понял меня?

– Яволь, герр лейтенант, – козырнул унтер-фельдфебель, бросив взгляд в сторону унтер-офицера Николаса Шульца, того самого командира второго отделения, – можете не сомневаться, сделаю все в лучшем виде.

Николас – парень, конечно, серьезный, и я против него почти ничего не имею. Почти – это значит за маленьким исключением. Он фольксдойче, остзеец, и происходит из семьи, которая вернулась в Фатерланд в двадцатом году. До этого возвращения последние двести лет его предки служили не кому-то из германских государей, а русским царям. Сам Николас родился в России еще до той войны, поэтому неплохо говорит по-русски, что позволяет здесь, в России, использовать его вместо переводчика, которого нет не только в нашем взводе, но и во всем батальоне. Еще он хороший командир отделения. Грамотный, дотошный и заботящийся о своих солдатах как родной отец, а также безукоризненно храбрый в бою, даже в самой отчаянной горячке не теряющий холодную голову. Еще он до войны окончил Берлинский университет и имеет диплом в области романо-германской филологии. Абсолютно бесполезная, с моей точки зрения, бумажка. Шел бы лучше в военное училище, как я, или учился на химика, как мой двоюродный братец Курт. Пользы было бы значительно больше.

Но на этом все его достоинства заканчиваются и начинаются сплошные недостатки, главным из которых является его сочувствие к местному русскому населению и неодобрение той политики, которую фюрер собрался проводить на восточных территориях. В бою мы все уверены, что его рука не дрогнет, но вот после начинается типичная славянская размазня, которая не к лицу истинному арийцу. А еще он несколько раз публично выражал сомнение в успешности нашего восточного похода, говорил, что вот-вот русские опомнятся и накатают нам по первое число, как накатали Наполеону, который имел наглость прогуляться до Москвы. Однажды я не выдержал и наорал на него, чтобы он не смел равнять какого-то задрипанного французишку-корсиканца и доблестное германское воинство, отправившееся под руководством Великого фюрера в восточный поход для завоевания себе жизненного пространства. Чует мое сердце, что мы еще наплачемся с этим наполовину русским унтером.

Итак, уехавший на ту сторону унтер-фельдфебель Краузе уже через пять минут доложил по телефону, что он прибыл на место и приступает к выполнению задания. Рация, как я и предполагал в самом начале, через это странное облако не действовала, и приходилось пользоваться проводной связью. Еще через пять минут, шагая вдоль провода, в распахнутой шинели явился мокрый и промерзший рядовой Репке, который к тому же еще и пошатывался от изрядной дозы русского домашнего шнапса, которую в него влил наш добрый унтер-фельдфебель. Впервые за все время парни как-то по-новому посмотрели на этого увальня. Думаю, что теперь отношение к нему переменится, потому что он, пусть и по приказу командира, все же выполнил потенциально опасное задание и добыл важные сведения.

Повторно командир нашего первого отделения вышел на связь через полчаса, несколько возбужденным тоном сообщив, что он произвел предварительную разведку, взял в качестве языка местного жителя, и теперь возвращается обратно, оставив один Ганомаг с пулеметом под командой обергефрайтора Бонке охранять выход из этой штуковины. Делая этот доклад, Дитер как-то загадочно хмыкал и просил «держать наготове нашего доброго унтер-офицера Шульца». Неужели и там тоже русские? За это время, пока унтер-фельдфебель Краузе занимался разведкой по ту сторону этой штуковины, мимо нас на полной скорости, пыля и горланя песни, проскочил взвод оберлейтенанта Вальзера, и в самом скором времени следовало ожидать прибытия самого гауптмана Зоммера. Будет очень хорошо, если к тому моменту я смогу представить ему максимально полный доклад по этому делу. Может, он и отметит наш взвод в рапорте на имя командира дивизии, за образцовое выполнение разведывательного задания.

Языком, которого взял Краузе, оказался достаточно хорошо, пусть и несколько крикливо одетый молодой мужчина, ничуть не похожий на местных русских, что уже заставило меня насторожиться. Своим унылым выражением лица он напоминал мне выловленного из пруда карпа. Отчего-то при взгляде на него мне становилось немного не по себе. Но я даже не мог предположить, какое потрясение ждало меня впереди. Дитер с каким-то странным выражением лица протянул мне найденный у этого человека документ, я подозвал унтер-офицера Шульца и мы начали разбираться с этим делом. Заглянув в бумаги, мы с ним молча переглянулись и снова уставились в документ. При этом Дитер внимательно наблюдал за нами, приподняв одну бровь. Я моргал и протирал глаза, Шульц то склонялся над документом, то, наоборот, отодвигался – наверняка, мы с ним выглядели несколько нелепо. Но как еще можно выглядеть, если держишь в руках доказательства того, чего просто не может быть? Документ оказался паспортом. Причем паспортом гражданина неизвестной мне страны под названием «Российская Федерация». Но самым интересным и невероятным было вот что – документ этот свидетельствовал о том, что он был выдан в 2015 году гражданину Максиму Алексеевичу Тимофейцеву, 1985 года рождения, уроженцу города Брянска. Темно-красная книжечка содержала внутри бледно-сиреневые страницы, сплошь изляпанные царскими двуглавыми орлами…