Абдул аль-Хазред - Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов

– Возьмите на себя по одному! – крикнул я и устремился вперед, оставив других немного позади.

Двое противников с двух сторон одновременно метнули арканы. Но я резко повернул и осадил коня, и они промахнулись. Один аркан я срубил на лету, другой, уже упавший, подхватил и, обмотав конец вокруг луки седла, с силой натянул, затем отпустил и пришпорил коня. Противник, державший веревку, откинулся назад, затем его рвануло вперед, и он уже не смог удержаться в седле. Я обрезал веревку и, сложив ее вчетверо, изо всей силы хлестнул ею по лицу подскакавшего второго арканщика. Он, схватившись руками за голову, потерял равновесие и тоже свалился с коня. Я же уже мчался на подмогу к товарищам. Догнав одного за другим двоих противников, я отточенным движением перерезал подпруги их седел, нисколько не поранив при этом лошадей.

Двое оставшихся наскочили было на моих товарищей, но, увидев, что остались в меньшинстве, растерялись. Один из них тут же получил удар дубиной по голове, второй же очутился прямо передо мной. Точно рассчитав движение, я взмахнул ятаганом. Острие со свистом пронеслось в полпальца перед его глазами. Он откинулся навзничь и, закрыв лицо руками, рухнул на землю, не смея шелохнуться. Словом, схватка получилась похожей на комическое представление и показала, что Могильные Черви не блещут искусством ни в бою, ни в верховой езде. Подоспевшей основной группе осталось лишь собрать поверженных и связать их. Я же поскакал к маленькому обозу, где, обнажив мечи, нас ожидали оставшиеся Могильные Черви.

Их предводитель, стоявший впереди, был, судя по виду, весьма почтенного возраста. Однако тело его было крепко сложено, пышные волосы и густая борода не были седыми. Он уверенно держал в руке меч очень странного и вычурного вида. Меч был недлинным, зато довольно широким, с двумя ответвляющимися шипами. Конец же его был раздвоен: одно острие смотрело прямо, другое загибалось крюком почти назад. Я сразу отметил, что такой клинок не может быть прочным, ибо зазубрины – это всегда слабые места, нужно лишь правильно нанести удар.

– Освободите нам дорогу! – произнес обладатель странного оружия. – Вы же не хотите, чтобы мудрые погибли. Стоит мне подать знак, и они умрут.

По его виду я понял, что он не шутит. Конечно, убивать похищенных ему не было никакого резона. Для этого их не надо было ни похищать, ни защищать. И сказал он это скорее для того, чтобы вынудить нас пропустить их. Но в крайнем случае он мог и исполнить свою угрозу. Чтобы освободить пленников, нужна была хитрость.

– Вы не можете их убить, – спокойно сказал я.

– Откуда такая убежденность? – с усмешкой спросил он.

– Кого же вы тогда принесете в жертву? Или вы хотите, чтобы Шог-Готты высосали вас самих?

Я сказал это совершенно наугад, надеясь хоть на какое-то действие моих слов. Но того эффекта, что они оказали, я никак не ожидал. Невозмутимое лицо почтенного воина вдруг исказилось ужасом, он затрясся всем телом, сгорбился и отступил на несколько шагов назад. Стоящие позади него словно окаменели, ничего не понимая.

– Они все-таки выследили нас! – вдруг потерянно забормотал он. – Это невозможно, этого не могло случиться! Как это произошло, почему?.. О, великий Ми-Го! Это моя вина. Я был недостаточно осторожен и позволил этим вездесущим шакалам взять наш след. Теперь же от них не будет спасения. Но я кровью искуплю свою вину…

Слушая его, я вдруг понял, что после того, как я упомянул о Шог-Готтах, он принял нас за служителей Ктулху. Понял я и то, что Ктулху, очевидно, был могущественнее Ми-Го, и решил сыграть на всем этом.

– Великому Ми-Го на этот раз придется поделиться жертвой с Великим Ктулху.

Глаза почтенного воина совсем ошалели, когда он услышал это. В полном смятении упавшим, но укоризненным голосом он проговорил:

– Ми-Го не нуждается в жертвах, он нуждается в помощниках. Это ненасытное чудовище Ктулху, пожиратель сущности, высосал разум сотен погашенных им миров. Ми-Го же бережно хранит каждую крупицу разума, множа тем самым его мощь. И разум этих людей, став бессмертным, в руках Ми-Го вечно служил бы великой цели постижения сущего.

– Разум этих людей? А все остальное?

– Для постижения сущего Ми-Го нужен лишь разум, все остальное – излишне.

– Выходит, он заберет разум, а все остальное выбросит?! Так, что ли?

– Он заберет их мозг – носитель разума, дав ему вечную жизнь.

– Значит, все остальное он убьет! – не унимался я. – Ибо изъятие одной внутренности, а тем более такой важной, влечет гибель всех остальных. Чем же тогда Ми-Го лучше Ктулху?

– Тем, что он гуманен. Разум продолжает жить, познавать, творить и помнить.

– Как же он может познавать и творить, когда у него нет ни глаз, ни ушей, ни рук? И для чего ему эти познания и творения, если у него нет больше ничего и их некуда применить?

– Его познания и творения необходимы Ми-Го, он применяет их для дальнейшего познания.

– Ах вот как?! Значит, их разум – раб Ми-Го, который присваивает плоды его труда, не давая ему ничего, потому что ему, видите ли, ничего не нужно! А он спросил согласия этих людей, прежде чем давать им такое бессмертие?!

– Ктулху уж точно никого ни о чем не спрашивает.

– И никого не обрекает на вечное рабство. Он, по крайней мере, прям и никого не дурачит вечным познанием, от которого, после того как вынут мозг, нет никакого толку.

– Лучше уж познавать без толку, чем отдавать всю накопленную мудрость вместе с жизнью. Я, по крайней мере, не отдам ни свою, ни их.

С этими словами он ринулся на меня. Похоже, он, несмотря на свой почтенный вид, не отличался выдержкой. Я совсем не хотел убивать ни его, ни других, тем более после того, как совершенно неожиданно услышал столько интересного. Размахнувшись из-за спины, я ударил ятаганом в зазубрину его клинка, что была ближе к рукояти. Однако, вопреки моему расчету, его меч не сломался, а произошло нечто совершенно удивительное. Клинок ятагана глубоко вошел в него, как топор – в развилку ветвей дерева, расщепив по зазубрине. Дойдя почти до рукояти, он крепко застрял в нем. Мы оба ошеломленно воззрились на это чудо, затем принялись отчаянно дергать свои мечи на себя, пытаясь их освободить. Наконец мне удалось выдернуть ятаган, оставшийся целехоньким. Его же меч был расщеплен надвое, и часть его держалась кое-как у самой рукояти.

– Не может быть, – изумленно проговорил он, глядя на то, что получилось.

– Отчего же, – с ухмылкой сказал я. – Ведь это – знаменитый меч Йона, низвергающий отродий Хазаат-Тота, перед которым отступили даже Шог-Готты у подножия Черного столба, хранящего железные когти. Если не верите, можете спросить у ваших зеленокожих собратьев, обитающих в африканской пустыне.