Евгений Мисюрин - Варадеро не будет

Разбудил Моторина солнечный луч. Яркий зайчик добрался до лица и теперь усиленно щекотал нос и веки. Пашка долго морщился в полусне, наконец, не выдержал, чихнул, и проснулся окончательно. Вигвам оказался освещён гораздо лучше, чем вчера. Солнце поднялось настолько высоко, что смотреть из полумрака в дыру дымохода было больно глазам.

Молодой человек поднял правую руку и осмотрел повязку. Нормально, крови за ночь вытекло немного. А вот лиловый цвет кожи его не порадовал. Не иначе, стрела была чем-то нехорошим смазана. Непохоже, что серьёзный яд, но он где-то читал, что раньше наконечники для лучшей убойной силы держали в тухлом мясе и даже мазали навозом. Локоть и сейчас сгибался с трудом, а сама рука весила, казалось, как две ноги. Придётся на некоторое время уложить её в косынку и попить антибиотики.

Нога, кстати, выглядела не в пример лучше. На неё можно было даже почти естественно наступать. Раздражала только одна штанина на брюках. Но ничего, введёт Моторин в индейское американское общество моду на шорты.

Он выбрался наружу и непроизвольно зажмурился. Стоял жаркий полдень, вырубка была залита нестерпимым потоком солнечного света, в котором, лишь когда привыкли глаза, удалось рассмотреть ждущих его у входа четверых людей. Вчерашняя девушка и трое детей. Кажется, все мальчишки, мал-мала-меньше. А, нет, самая мелкая, вроде, девчонка. Волосы у мальцов заплетены в косы, у девочки – две, у остальных в одну. За ними стоит девушка, обнимает всех троих за плечи и как-то необычно смотрит на Пашку.

Он неловко остановился, не зная, что сказать в подобной ситуации. Надо бы пройтись, собрать болты, пока ещё хоть примерно помнит, где какой лежит, а тут эти… И что с ними теперь делать? Где их дом вообще?

Девушка подошла, безысходно-твёрдо посмотрела ему прямо в глаза и рывком приложила ладонь к своей груди.

– Тараниопу Сапа, – твёрдым голосом произнесла она.

Потом по очереди ткнула в каждого из детей и назвала каждого:

– Варап Сапа, Гитантиони Сапа, Дарания Сапа.

Ещё секунду собиралась с духом, и вдруг упала перед молодым человеком на колени, причём так быстро, будто ей подрубили ноги. Схватила Пашку за раненую руку, тот даже поморщился от резко вступившей боли, положила его ладонь себе на темя и затараторила:

– Ио Тараниопу Сапа…

На второй или третьей фразе в голову Моторину вкралась мысль, что это какой-то местный аналог присяги на верность, или, не дай бог, ритуал вхождения в семью. После Тараниопы каждый из детей проделал то же самое. Лица у них при этом были напряжённые и отчаянные. Путешественник стоял, не зная, что предпринять. Сказать им нет, значило оставить четверых детей на верную смерть. А взять с собой… Пройдёт меньше года, он вернётся в двадцать первый век, и куда они тогда денутся? Вон, старшему из пацанов лет десять, не больше, а девчонке вообще около шести. Что он с ними будет делать, это ладно. Прокормит как-нибудь. Но потом, после возвращения? Да он же себе места не найдёт в будущем.

Но, похоже, непроизвольно Моторин уже принял решение. А как иначе? Не бросать же беззащитных детей на произвол судьбы? Он неожиданно для самого себя ласково погладил детишек по волосам, отчего они задрали головы и с надеждой посмотрели на молодого человека. Потом так же приласкал и девушку. Всё-таки с высоты прожитых лет Тараниопу воспринималась больше, как дочь, или даже внучка, чем как девушка.

Но сама молодая индианка, похоже, думала иначе. Она рывком прижалась к Пашке, потёрлась кончиком носа о его нос, и долго убеждённо что-то ему объясняла, то и дело вставляя уже известное слово «ио» – «я». В конце речи на её лице даже загорелась несмелая улыбка.

Моторин стоял как деревянный, боясь невольным шевелением спугнуть это проявление внимания. Отвык он от подобного. Нет, в молодости у него, конечно же случались отношения с женщинами, но когда это было? Так что он, млея от удовольствия, слушал монолог Таранип… Тарапе… Танюшки, в общем. А когда та замолчала, несколько секунд ещё наслаждался ощущением единения и нежности. С трудом удалось вырвать себя из нирваны. Пора бы уже собрать болты, да и самим собираться. Что, если эти разрисованные придут снова, да ещё и народа побольше с собой захватят? Так что он сделал шаг назад, обвёл всех взглядом и скомандовал:

– Вот что, Тарани…

Пашка глянул на девушку и махнул рукой. Потом ткнул ей ладонью в грудь, мимоходом отметив упругость молодых холмиков, и переименовал:

– Таня. Татьяна. Поняла, Таня?

Девушка неуверенно указала на себя и вопросительно произнесла:

– Таня? Ио Таня?

– Таня, Таня. Нечего язык ломать. Таня – Тараниоку. Или как там?

– Тараниопу, поправила девушка. Затем, будто примеряя на себя новое имя, несколько раз проговорила. – Таня… Таня… Тараниопу Таня.

И в конце добавила что-то из своей абракадабры. Сразу после её слов поднялся гвалт. Моторин и не представлял, что всего трое детей могут так шуметь. Мальчишки, активно работая локтями и даже лбами, норовили оказаться поближе к молодому человеку, каждый кричал своё имя, добавляя при этом кучу ничего не значащих для путешественника слов. Наконец, Пашка не выдержал.

– А ну тихо! – крикнул он так, что правая рука отдалась тупой болью.

Мгновенно воцарилась абсолютная тишина, как в космосе. Дети замерли, боясь пошевелиться. Ну вот, подумал Моторин, первое слово по-русски, которое они выучили, не «мама» или «папа», а «тихо». Хорошо, что не «заткнись». Он ткнул пальцем в первого попавшегося и вопросительно дёрнул подбородком.

– Варап Сапа, – с готовностью доложил мальчишка.

Глаза его блестели, на губах прочно держалась гордая улыбка. Самому Варапу было на вид лет десять, крепкий, но худенький, ни капли лишнего жира. Чёрные до синевы волосы заплетены в тугую косу и спускаются до самых лопаток. Одет в одну кожаную набедренную повязку, за поясом которой Моторин узнал очертания каменного ножа. Вояка…

– Будешь… – он на секунду задумался. – Марат. – Ткнул мальчишку в грудь и повторил. – Марат.

– Марат, Марат, – загомонили все трое и место переименованного тут же занял следующий.

Через минуту Тараниопу окликнула детей уже новыми именами:

– Марат, Антон, Дариа!

– Дарья, – поправил её Пашка. – Дарья, это Даша. Даша.

– Даша, – смачно проговорила Таня и повторила призыв. – Марат, Антон, Даша!

– Таня, – смущённо прервал её Моторин.

Девушка с готовностью повернулась к нему. Вот я дурак, подумал молодой человек. Всех назвал. А себя?

– Паша, – он ткнул себя в грудь левой, здоровой рукой. – Паша Моторин.

С криком «Паша!» на него накинулись все четверо. Как, оказывается, приятно, когда тебя обнимают дети…

В процессе осмотра вырубки, Моторин выяснил, что проживающий здесь индеец занимался добычей соли. Выпаривал её именно в той самой, каменной чаше, за которой так удачно прятался вечером Пашка. Кроме того, на открытом месте нашлись две полосы кукурузы, до спелости им ещё месяца два, узкое длинное поле, засеянное растением, очень похожим на овёс, небольшая посадка картошки, и грядка кабачков.