Александра Лисина - Темный эльф. Владыка

– Он вернется? – напряженно спросил Таррэн, крепко схватив Линнувиэля за изувеченную руку и неотрывно следя за волной магии, благодаря которой все еще мог удерживать собрата по эту сторону реальности.

Гончая отрицательно качнула головой.

– Сам не видишь? У тебя резерв наполовину пуст, я от него руки вообще не убираю, а яд даже не начал выходить. Придется резать по живому.

– Это убьет его.

– Ты знаешь другой выход? Он почти допел песнь смерти, и теперь даже я не сумею его вернуть. По крайней мере – так… – Белка вдруг прикусила губу и быстро покосилась на благоверного.

– Я не могу просить тебя об этом, – прошептал Таррэн, прекрасно зная, о чем она не договорила.

– Если ничего не сделать, он умрет. Линнувиэль слишком стремился на ту сторону. Он хотел уйти, понимаешь? Иначе не решился бы спеть. Твой собрат недалеко, его еще можно вернуть, но его разум темен и пуст. У него нет семьи, нет возлюбленной и детей, к которым он мог бы тянуться. Нет дома и того, кто ждал бы его там. Нет ничего, что могло бы нам помочь. Конечно, ты можешь попробовать ему приказать, но, боюсь, сейчас он не услышит. И я знаю лишь одно средство, как заставить его забыть о смерти.

– Бел, ты уверен, что это хорошая идея? – обеспокоился Шранк.

– Нет, – тоскливо вздохнула Белка, но тут же встряхнулась. – Ладно, времени в обрез. Корвин, Маликон, держите его за вторую руку. Атталис, Аззар, навалитесь сверху. Таррэн, когда скажу – режь, да поглубже, чтобы яд выходил, иначе мы его не спасем. Когда кровь пойдет чистая, закроешь магией и перебинтуешь. Ирташ постережет периметр и проследит, чтобы твоя магия не утекала в никуда. Готовы?

Эльфы без лишних слов подошли и стремительно заняли положенные места. Сразу четыре пары рук вцепились в хрипло дышащего Линнувиэля и вопросительно повернулись в сторону побледневшей Гончей. Они еще не знали, на что соглашаются, но были готовы на все, чтобы сохранить Линнувиэлю жизнь. Слишком мало хороших магов осталось у темного народа. И еще меньше – хранителей. И за потерю одного владыка с них потом обязательно спросит.

– Хорошо, – сглотнула Гончая. – Попробуем его вытащить. Но, если у меня не получится, не обессудьте.

– Давай, – неожиданно кивнул Сартас. – У него все равно нет шансов. Делай, что задумал, и не оглядывайся – мы не станем мешать. Слово.

– Признание, однако, – невесело улыбнулась Белка.

После чего стянула перчатки и обхватила голову умирающего эльфа руками – так, что левая ладонь легла ему на затылок, а правая коснулась покрытого испариной лба. Затем склонилась к его бескровным губам, на мгновение замерла, будто перед прыжком в холодную воду, и едва слышно выдохнула:

– Ли-иннувиэ-эль…

Перворожденные одновременно вздрогнули.

– Ли-иннувиэ-эль… – пропела она чуть громче.

Ласково, будто звала домой дорогого сердцу мужчину. Настойчиво, трепетно. Звала так, что невозможно не откликнуться, но… Ничего не случилось. Гончая немного осмелела и снова заговорила. Таким мягким вибрирующим голосом, что у перворожденных невольно дернулись руки и нервно застучали потревоженные сердца.

– Линнувиэль, ты меня слышишь?

Затем – короткая пауза. И снова:

– Линнувиэль, вернись…

С изящных пальчиков Белки сорвалось несколько изумрудных искорок, чувствительно кольнувших прохладную кожу эльфа и на мгновение осветивших рассыпавшуюся под ней полупрозрачную сетку вен. И молодой хранитель наконец дрогнул. Точно так же, как неверяще дрогнули перворожденные, которых тоже зацепило этой странной магией.

Гончая слабо улыбнулась и, найдя нужный тембр, позвала еще раз, но уже требовательнее и настойчивее:

– Линнувиэль, вернись. Ты слышишь?

Тишина.

– Вернись, эльф, еще не время. Ты мне нужен, хранитель.

И снова – гнетущее молчание.

– Услышь меня, остроухий… Возвращайся к свету. Ты помнишь его? Помнишь, как светит солнце? Как шелестит трава поутру и поет ивовая лурска [2] Певчая птица. – Здесь и далее примеч. авт. ? Помнишь рассвет над священной рощей? Неужели ты не хочешь встретить его снова? Линнувиэль?

С губ хранителя сорвался короткий вздох, больше похожий на стон, его ресницы затрепетали, пальцы непроизвольно сжались, а ноздри шумно раздулись, старательно ища источник будоражащего разум запаха, от которого быстрее бежала по венам кровь и учащалось сердцебиение. К нему хотелось идти, хотелось стремиться к этому чуду, хотелось дышать им еще и еще, наслаждаясь каждым мгновением.

И он неуверенно качнулся навстречу.

– Я жду тебя, Линнувиэль, – шепнула Белка, почти касаясь его губ.

«Зачем?» – едва слышно откликнулась чужая мысль.

– Потому что я так хочу.

«Кто ты?»

– Приди и узнаешь. Ты же хочешь понять? Чувствуешь, как сильно бьется сердце? Тогда поверь: сейчас не твое время. Ты должен вернуться.

«Белик?!»

– О да. Ты все еще жив, эльф, и я не пущу тебя на ту сторону. Иди ко мне. Возвращайся…

Она говорила и говорила, крохотными шажками выводя его душу из мрака. Линнувиэль будто просыпался от долгого сна, инстинктивно тянулся к ней и все быстрее шел навстречу самому восхитительному запаху, который только знал в своей жизни, – запаху эльфийского меда, щедро приправленному ароматом смертельной угрозы.

Корвин замер, тщетно пытаясь вытравить из своей головы этот вкрадчивый голос, от которого начинали потеть ладони и пугливо трепетало в груди сердце. От вида двусмысленно прильнувшей к собрату Гончей его передернуло, но вскоре это прошло, и теперь эльф со все возрастающим беспокойством следил, как жадно дышит молодой хранитель и настойчиво тянется навстречу, ища в пустоте… кого? Или что?

Корвин боялся даже подумать.

У Маликона тоже закаменело лицо. Но отвращения к двуликому пацану, как ни странно, не было, потому что зов ударил и по его истерзанным нервам. Он неожиданно поймал себя на том, что тоже тянется навстречу. Желает подойти, коснуться и выяснить, каким образом у Белика получается разжигать кровь, заставлять ее кипеть, бурлить и вызывать нескромные мысли. Необъяснимые, пугающие, смешанные с растерянностью и каким-то ревнивым беспокойством. Что это? Почему он не может отвести глаз? Что за магия в этом лице, в этом голосе? Что за сила, если после каждого слова сердце сходит с ума и рвется наружу? Мальчишка… обычный человеческий мальчишка. Полукровка, которого в другое время убили бы на месте! Но эти глаза… Торк! Нет сил от них отвернуться!

Аззар и Атталис, которых тоже пробрало до самых печенок, намертво сжали зубы, вцепившись в хранителя клещами. Напряженные, смятенные и полностью растерянные, но с каждым мигом все сильнее поддающиеся пугающему очарованию Гончей.

– Линнувиэль лерре Л’аэртэ! – вдруг властно произнесла Белка, одновременно отстранившись, и в этот момент эльф широко распахнул глаза.