Гай Орловский - Ричард Длинные Руки. Демон Огня и Стали

– От бессилия, – ответил я, – от бессилия, дорогой друг!..

Он кивнул вниз.

– А земля внизу так и просится под пашни.

– К счастью, – ответил я, – надеюсь, вы поняли, дорогой прынц!

Он не понял, судя по его виду, но смолчал, поглядывал на отряд, что благоразумно сгрудился на середине платформы, где удерживают обеспокоенных лошадей.

Лишь несколько человек все еще перемещаются по краям багера, рассматривая скользящий внизу мир.

Не все успели побывать на багерах, мелькнуло у меня, теперь впечатлений будет на всю жизнь. А если по пути попадется еще город или село, то какая же радость хотя бы плюнуть с высоты. Тот, кто выше по титулу, всегда и трон свой ставит выше, так что все по Дарвину.

Альбрехт ушел к Норберту выяснять проблемы безопасности, взамен подошел Келляве, грозный и могучий в доспехах, рукоять огромного меча выглядывает из-за плеча, напоминая о готовности покинуть ножны во славу и для.

– Ваше величество, – поинтересовался он сдержанно, – а почему такой выдающийся воин, я говорю о Тамплиере, несколько удален от дворца?

– Удален? – переспросил я. – Откуда такое впечатление?.. Тамплиер там, где нужнее. Что ему во дворце, танцы разучивать?

Он сказал задумчиво:

– Гм, тогда мне просто почудилось…

– Не почудилось, – ответил я, понизив голос. – Он по той же причине не бывает во дворце, по которой я пока не спешу привозить сюда отца Дитриха с его командой. И Тамплиер, и отец Дитрих – союзники, но не подданные…

– И Тамплиер не подданный?

Я покачал головой.

– Он подданный Господа Бога…

Келляве не сводил с меня испытующего взгляда.

– Это как? Монах?

– Можно и так, – согласился я. – Хоть молитв почти не знает, как и заповедей, но соблюдает в строгости. У него чувство веры и справедливости! Он истинный паладин, а вот мое паладинство у него под сомнением. Вообще полагает, что Господь меня только терпит и ждет, когда оступлюсь, чтобы стереть с лица земли и ввергнуть в ад.

– Ух ты, – сказал он потрясенно, – а почему не стереть вас с лица земли сразу?

– Добрый вы человек, граф, – произнес я с укором. – Господь милостив, это раз, хотя Тамплиер полагает, что чересчур. А главное, только об этом никому, от меня пользы Господу вообще-то больше, чем от чистого душой Тамплиера, и Господь это видит. На Севере я укреплял и восстанавливал церкви… Хотя что это я объясняю? Мы все нужны! И как борцы с нечистью, и как правители, что направляют народ на борьбу с соблазнами, а не на примирение с ними, что ведет к деградации общества… Да-да, вот таким макаром! Нужно уметь смотреть в будущее.

Он сказал с неудовольствием:

– Ваше величество, если бы я умел, стал хотя бы королем!.. Ну пусть герцогом…

– Герцогом можете, – заверил я. – Такие вопросы Господь поручил решать мне.

– Здорово! Доверяет, значит.

– А потом спросит, – пояснил я, – не слишком ли щедро я раздавал титулы?.. Так что сперва нужно приложить усилия, а потом мое величество изволит посмотреть.

Он поклонился и сделал было шаг отступить и удалиться, но остановился и спросил шепотом:

– Ваше величество… а почему на этот раз не воспользовались вашей ужасающей Багровой Звездой?

Я взглянул на него с сомнением.

– Думаете, нужно было?

– Ну да, – воскликнул он с жаром. – Для Багровой Звезды это же что нам жука раздавить на дороге!.. Хотя я жуков давить не люблю, но вы раздавите кого угодно, вы же император!

Я вздохнул, сам ощутил, как взор у меня становится мудрым и глубоким, проговорил голосом Познавшего Истину:

– Сэр Гастон, Господь постоянно испытывает и проверяет нас. Багровую Звезду послал, чтобы проверить нашу стойкость и веру в победу над злом, а затем оставил ее у нас, чтобы проверить уже более важное…

Он насторожился, спросил шепотом:

– Что, ваше величество?

– Нашу взрослость, – сообщил я. – Сможем ли сами решать трудные проблемы? Или без Багровой Звезды никак?.. Я чувствую нутром паладина, что это трудное испытание покажет Господу, что мы и кто мы есть на самом деле.

Он вздохнул, лицо его омрачилось.

– Ох, ваше величество… Но я не представляю, как мы справимся…

– И я не представляю, – ответил я честно, – но давайте попробуем. Если Господь в нас верит…

– А Он точно верит?

– Раз проверяет, – ответил я, – значит, рассчитывает на нас. И нам дает знак. Дескать, если обосремся, спишет и нас со своего божественного счета. Так что надо, сэр Гастон!

Через час и самые любопытствующие начали отходить от перил. Внизу все так же быстро проносится нескончаемая зелень лесов, мир одинаков, только однажды в сторонке промелькнуло одинокое село, даже деревня, но и ту не рассмотрели с такой высоты.

Я создал горку сахарного печенья и кофе, угостил Альбрехта и Келляве, отнес и Норберту, единственному, кто остался у края платформы багера, всматриваясь в летящий навстречу мир.

– Сэр Норберт…

Он взял печенье и чашку с кофе, но сказал с укором:

– Ваше величество, так могут и забыть, кто здесь император!

– Я напомню, – сказал я с укором. – Но сейчас я боевой вождь и соратник, как пишут в хрониках. Равный, но первый. Или первый из равных, не помню.

– Хотел бы я заглянуть в эти ваши хроники, – обронил он. – Прекрасное печенье!.. Если свергнут, пойдете в кондитеры?.. Цены такому не будет. Кстати, судя по словам Тамплиера, скоро прибудем?.. Или он по церковному времени?

– Хотелось бы, – сказал я, – чтобы наш доблестный паладин ошибся. Чтоб не через шесть часов, а через шестьдесят, а лучше больше…

– Чтобы у нас было больше времени?

– Да, – сказал я с сердцем. – Понимаю, что он мог прийти вообще из империи Великие Горы… он же с той стороны прет?.. Там тоже страдают люди, но там чужие, а тут наши!

– Ваши, – уточнил он. – Хотя да, и наши.

Он оборвал себя на полуслове, уставившись на нечто за моей спиной. Я торопливо оглянулся, сердце сжалось.

Далеко-далеко на краю видимости виднеется кровавое зарево, но не рассвет и не закат.

Норберт, глядя в другую сторону, сказал быстро:

– А вон и причальная!.. Всем подъем, подъем!.. Готовимся к выходу!

Многие к этому времени уже улеглись, прикрывшись плащами, теперь торопливо вскакивают, еще сонные, хватают коней и поднимаются в седла, которых так и не снимали.

Багер начал неспешно снижаться, я поймал взглядом четырехугольную вершину причальной пирамиды. Там толпа возжелавших то ли по делам, то ли просто прокатиться и пошалить по моде столичных жителей.

Альбрехт покачал головой, я сказал со вздохом:

– Ограничим. Это сейчас из-за конца света все правила и законы рухнули.

– Ограничения прежние?

– Еще чего, – буркнул я. – У меня нет такого почтения к титулам. Привилегии будут получать нужные стране и сельскому хозяйству люди.