Астрид Шольте - Четыре мертвые королевы

– Другом, врагом, – пожала плечами я. – Кто его разберет.

Уж точно не я.

– А что он имел в виду, когда сказал, что домой тебе путь заказан?

Я споткнулась, но он подхватил меня за локоть.

– Ничего, – буркнула я, выпрямляясь и выдергивая руку. – Я у него квартировала, вот и все тут.

– Куда ты теперь пойдешь?

– Хватит до меня докапываться! – всплеснула я руками.

Немного подумав, он сказал:

– Для торианца главное – это заключить выгодную сделку. На этом построена вся ваша экономика.

Его послушать, так все мы циничные эгоисты. Я бы описала Торию иначе.

– И что?

– Я хочу сделать тебе предложение…

– Замуж за тебя я не пойду, – хитро улыбнулась я.

– Кроме шуток.

Вид у него и правда был серьезный: губы поджаты, подбородок выпячен больше обычного.

– Ладно, делай свое предложение.

– Тебе нужно спрятаться от Макеля, а мне нужны воспоминания.

– Говорю же, они утрачены, – простонала я. – Или ты вообще не следишь за развитием событий?

– Они не утрачены, – сказал он.

– В смысле?

Я замедлила шаг и повернулась к нему лицом. Он постучал пальцем по виску.

– Они здесь, у тебя в голове. – Ну, это я и сама прекрасно знала. – А значит, если ты проживешь их снова, я смогу записать их на новые чипы и доставить заказчику. Тогда меня, может быть, не уволят.

– Проживу снова?

Не очень заманчивая идея.

– Ты должна будешь закрыть глаза и представить время и место, с которых начинается воспоминание, а все остальное из твоего сознания вытянет записывающий аппарат. Так и создаются коммуникационные чипы.

– А я забуду то, что видела?

– Нет, – грустно ответил он, как будто сам хотел что-то забыть.

– Я не хочу, чтобы ты тут хозяйничал, – заявила я, указывая на свою голову. – Это мое самое ценное имущество. Если не считать сам знаешь чего.

Я подмигнула, но он никак не отреагировал. А может, просто подумал, что у меня нервный тик.

– У тебя нет другого выхода. – Он кивнул на мою промокшую сорочку. – Тебе нужно безопасное место и сухая одежда. Я предоставлю и то, и другое.

Я окинула его взглядом.

– Вряд ли у нас один размер.

Он даже не улыбнулся.

– Ты хочешь прозябать на улице, пока тебя не отыщет Макель?

– Я могу о себе позаботиться, – отрезала я, но тут же подумала: так ли это? Раньше я всегда в случае чего могла положиться на Макеля, а до этого – на родителей.

– Может, не стоит? – сказал он, задумчиво сдвинув густые брови.

Ну конечно! Эониец всегда протянет руку помощи, ведь порядочность и взаимовыручка у них там ценятся превыше всего. И все же планировать следующий ход из какого-нибудь теплого и безопасного местечка было бы не так уж и плохо.

– Ладно, я помогу тебе переписать воспоминания.

Заметив, как неохотно я приняла его предложение, он спросил:

– Неужели они такие плохие?

Он еще не знал, что на чипах. Как же я ему завидовала! Пусть торианская королева и поставила под угрозу будущее «Свай», а вместе с ним и мое собственное, я вовсе не желала ей смерти. И хотя я глазами убийцы видела, как погибает каждая жертва, мне до сих пор не верилось, что все квадарские королевы мертвы.

– Хуже, – сказала я. – Они просто убийственные.

Тем же вечером ко двору прибыл эонийский инспектор, и советники отвели ему небольшой, скромно убранный зал для совещаний. Золотые канделябры, портреты улыбающихся королев в роскошных рамах, фрески с изображением квадарских пейзажей – все это сейчас было бы не к месту. Расследование убийства – дело серьезное, поэтому шестнадцатилетняя Стесса надела свой самый серьезный наряд – облегающий костюм из белого шелка, – а волосы украсила самыми простыми бусами.

Посреди зала стоял массивный полированный стол из красного дерева, в одном конце которого сидел инспектор Гарвин, а в другом – сестры-королевы. Советники стояли у инспектора за спиной. Над стеклянным потолком высился золотой купол, окрашивавший все в теплые тона. Эту скучную и тесную комнатушку, должно быть, использовали впервые со времен постройки дворца.

Стесса нервно перебирала бусы, пока Кора не бросила на нее возмущенный взгляд. Как и все северяне, Кора считала лудов наивными, легкомысленными и недалекими. Но она ничего не понимала. Луды знали, что мир бывает жестоким, что причин для грусти больше, чем поводов для радости, что мрак совсем близко. Но вместо того, чтобы упиваться отчаянием, предавались наслаждению.

К тому же Кора не видела, как сильно у Стессы тряслись руки, когда она одевалась на встречу с инспектором; не знала, что вести об убийстве разбили вдребезги ее радужное представление о мире. Стесса никогда не сталкивалась с настоящими трудностями и опасностями. Луды черпали силы во всем светлом и прекрасном, и, чтобы пережить этот кошмар, она будет еще крепче держаться за традиции своего народа.

Инспектор поднес к губам карманный диктофон.

– Я осмотрел тело королевы Айрис, – пробормотал он. Но Стессе не хотелось слушать, как Айрис погибла, как убийца распорол ее горло, как она истекала кровью. Лучше пока изучить самого инспектора.

Его нельзя было назвать старым, это-то ее и удивило. По словам Коры, он был выдающимся детективом и раскрыл все дела, за которые когда-либо брался, а их было не меньше тысячи. Поэтому Стесса представляла себе дряхлого старца, а не мужчину средних лет. Между бровей инспектора залегли две глубокие морщины. Взгляд черных глаз был пронизывающим. За его долгую карьеру эти глаза, вероятно, не упустили ни одной важной детали. Его черные волосы на висках были припорошены сединой. Он внушал уважение. И страх.

Но виски подкрасить ему бы не помешало. Немного черной подводки – и готово. С другой стороны, седина гармонировала с его серым органическим костюмом.

Инспектор обладал привлекательностью зрелого мужчины, этого нельзя было отрицать, но чем дольше она его разглядывала, тем сильнее убеждалась, что с ним что-то не так. Его уши были едва заметно больше обычного, нос чуточку длиннее, чем нужно. Наверняка из-за генетических манипуляций.

А главное, и поэтому она отказалась пожимать ему руку при встрече, в каждом пальце у него было по одной лишней фаланге. Ближе к кончикам пальцы сужались, но ногтей на них не было, и из-за этого они были похожи на паучьи лапки.

Эонийцы всячески старались усовершенствовать себя с помощью генной инженерии. Обычно гены редактировали еще в утробе матери, закладывая в плод способности к той или иной профессии, как в случае с инспектором.

Бóльшая часть Эонии была покрыта снегом и льдами, и выжить в таких условиях было нелегко. С годами эонийские технологии так эволюционировали, что сделали возможной эволюцию самого человека – с помощью редактирования генов. Изначально эонийцы лишь хотели избавить мир от болезней, что и привело к созданию ГИДРы и парочки других препаратов, но ученым-генетикам этого было мало: они желали исследовать возможности человеческого тела.