Павел Майка - Мир миров

– Это работа не для меня, – сказал тогда Грабинский. – Я думал, сынок, что помогу тебе довести дело до конца, но это не для меня. Прости. Я уже стар, у меня жена, двое детей… Я не хочу убивать. Даже негодяев. Не так. Пойми.

Кутшеба, которому еще месяц назад казалось, что он тоже уже не хочет убивать, понял его.

– Вы помогли мне больше, чем остальные. Спасибо. Дальше я сам справлюсь.

– Еще одно, сынок. Та девушка, которую я порой в тебе вижу… Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ничего хорошего мне и не суждено, – ответил он тогда и ушел убивать.

И вот сейчас они стояли на Величском тракте, оба старше на восемь лет и значительно богаче на скверные воспоминания. Рассматривали друг друга без улыбки. Неподалеку блевал и плакал Яшек, а кони все еще нервно фыркали.

– Сколько? – спросил Грабинский, в прошлом железнодорожный инспектор, расспрашивавший тех, кто уцелел после катастрофы, не видели ли они чего-то особенного.

– Еще трое.

– Зная жизнь, полагаю, худшие из худших?

– Никто не знает жизнь лучше тебя.

– И ты хочешь, чтобы я тебе помог?

– А когда я хотел чего-то другого?

– Тогда дай водки!

При взгляде на состояние двоих нанятых Кутшебой помощников на лице Чуса отразилось глубокое недовольство. Яшек всё еще хлюпал носом и бормотал что-то об уважении к жизни, а Грабинский даже в своем лучшем костюме, которому, к слову, было около десяти лет, и с двумя револьверами на поясе выглядел, по мнению слуги, хуже, чем сам Кутшеба. В придачу ко всему, едва прибыв в форт, этот человек сразу потребовал водки и стал всех убеждать, что по крайней мере одна из повозок должна быть загружена исключительно алкоголем.

– Мой господин прислал меня расспросить об успехах. По правде говоря, господин Кутшеба, я не знаю, что ему ответить.

– Всё идет идеально.

– В самом деле?

– Этот хныкающий юноша – живой амулет. Он третий сын. Когда он попадает в беду, само небо опускается, дабы ему помочь.

– Это я понимаю. Сомнения вызывает у меня личность другого вашего коллеги.

– Я не знаю лучшего стрелка. Я предпочту его целому отряду военных. А в придачу ко всему, он очень умный и находчивый человек.

– Прошу простить меня за это замечание, но он производит впечатление немного… неопрятного человека.

– Это только потому, что я целых два дня не пил! – Грабинский посчитал нужным вмешаться. – Поэтому у меня и руки трясутся. И сосредоточиться трудно.

За всю дорогу Кутшеба не согласился зайти ни в один паб, опасаясь, что напуганный Яшек втянет их в неприятности. Поэтому они поспешили в Краков (Кутшеба и Грабинский ехали на одном коне) и по дороге заглянули только в домик Грабинского. Как оказалось, не за водкой, которой не осталось ни капли, а за оставленными револьверами.

– Ты изменился, – сказал Кутшеба, наполнив три рюмки, как только угрюмый Чус оставил их одних на вилле марсианина. Первую рюмку он всунул всё еще обиженному Яшеку, вторую поставил перед Грабинским. Инспектору мало было одного глотка. Он еще не успел отставить рюмку, как уже потянулся за бутылкой.

– Всё изменилось, – бросил он. Забыв о правилах приличия, Грабинский поднес бутылку ко рту и опустошил ее. Он выдохнул, как человек, который испытал мгновение счастья. – Меня лишили должности сразу же после нашей последней встречи. Нет, нет, – он замахал руками. – Это не твоя вина. Меня сюда сослали. Как смотрителя. Только подумай, что делать смотрителю на станции, через которую проезжает один поезд в сутки?

– А Хелена?

– Хелена выходила замуж не за смотрителя, а за инспектора третьего класса с высокими шансами на продвижение. Она нашла другого, того, кто не упустил своих возможностей.

– Мне жаль.

– А мне уже нет. Есть еще бутылка?

– Тебе так много нужно?

– Сынок, скажу тебе правду. Это для меня почти что ничего. Я уже три года пью чертово молоко. После него я вижу мир в цветах, названий которых даже не знаю, да и руки перестают трястись. Обычная водка – скверная замена.

– Прости, но спрошу…

– Пригожусь ли я тебе?

– Да.

– Два-три глотка чертова молока в день, и я отстрелю яйца комару. Либо литр водки утром, в обед и на десерт.

– Ты умрешь от такой дозы.

– Умру я точно от пули или от ножа, если буду трезвый. Потому что тогда достаточно и трех провинциальных бандитов, чтобы сделать со мной то, что им захочется.

– И чего же им захотелось?

– Я надоел их главарю. Чёртово молоко стоит больше, чем может заработать смотритель станции. Я немного играл, немного мухлевал, и однажды мне чуточку не хватило везения.

– Я могу с ним поговорить.

– Не надо. Просто возьми меня с собой в этот свой поход. Либо я не вернусь из него, либо вернусь с деньгами и совсем в другое место. Меня тут даже работа не держит – меня выгнали два дня назад. Итак, куда мы отправимся?

– Далеко.

– Кого еще ты ищешь?

– Еще одного помощника. Как только завербуем его, по пути остановимся в Лежайске, купим дюжину големов, этого будет достаточно. Из них получатся такие же хорошие носильщики, как и солдаты.

– Хороший план. Я выпью за его успех.

То ли Грабинский выпил мало, то ли пил не вполне честно, но они не остановились в Лежайске и даже не двинулись в его направлении.

Новаковский, не моргнув ни одним из своих многочисленных глаз, знакомился с новыми людьми. Он вежливо поздоровался с Яшеком, который так нервничал, что не смог выдавить из себя ни слова, и со слишком болтливым Грабинским. Бывший железнодорожный инспектор постирал и погладил костюм, подрезал слишком отросшие на висках волосы, побрился и выглядел настолько прилично, что, по мнению Кутшебы, был пьяным в стельку. Он вежливо разговаривал с марсианином, рассказывал, какой у него опыт, и хвастался, что знает несколько марсианских словечек. Он хорошо держался на ногах, и у него не дрожали руки, когда он демонстрировал, как искусно владеет оружием. Даже Чус был впечатлен, хотя подозрительность всё еще сквозила в его взгляде.

– Големы нам не понадобятся, – сообщил им Новаковский, к разочарованию Кутшебы. – Если речь идет о силе огня, то уверяю вас, что у нас будет все необходимое для успеха нашей миссии. Роль носильщиков, в случае необходимости, могут выполнять члены экипажа «Батория».

– «Батория»? – Кутшеба не был уверен, решится ли марсианин выбрать именно этот транспорт. Когда он услышал о нем впервые, тень в его душе многозначительно зашевелилась. Он втайне надеялся, что Новаковский примет именно такое решение. Он приложил к этому все старания, но все же сомневался.

– Действительно. Я не рассказывал вам об этом. Быть может, я просто покажу его вам сегодня вечером? Я не собирался скрывать это от вас, просто всё указывало на то, что я не смогу им воспользоваться. Но ситуация изменилась. Изменились и планы. Уверяю вас, к лучшему. Сколько еще вам нужно времени, чтобы завербовать остальных членов команды?