Сергей Пилипенко - Великая империя зла

Один в полузеленом, другой в черном одеянии.

Абдах приготовился защищаться, но вдруг позади его послышался сухой щелчок, а затем выстрел.

Один из нападавших упал, корчась в судорогах. Другой на секунду остановился и этого было достаточно, чтобы снести ятаганом ему голову.

Эмир обернулся и увидел стоящую позади женщину без привычной ему паранджи с ружьем в руках.

– О, Аллах, – промолвил он, – где маленький султан?

– Там, – указала она рукой и, повернувшись, пошла к повозке.

Абдаху некогда было тратить время на рассмотры, и он вновь обернулся лицом к противнику.

Несколько всадников пробились к его группе и с удивлением эмир обнаружил, что это ближайшая охрана султана, судя по их одеждам, но где же сам султан.

Он повернул голову направо и вдали увидел несущуюся новую группу со знаменем впереди.

Теперь было понятно, что Осман пошел ему навстречу.

Но нападавшие не изменили своего первоначального плана, несмотря на присоединившихся.

Они дрались, невзирая ни на что.

Криков стало поменьше, и только лязг и скрежет металла, стоны раненых, ржание лошадей заполняли шум поля боя.

«Наверное, кто-то хорошо заплатил, – подумал эмир, – раз они так долго не уходят. Но кто?»

В этом предстояло еще разобраться. Минут через десять, когда к его группе присоединилась основная группа воинов султана, нападавшие все же дрогнули.

Силы примерно сравнялись, и битва подходила к своему завершению.

Наконец, они не выдержали и начали отходить, оставляя за собой горы трупов и раненых.

Зазвучала труба, оглашающая призыв к бою, и воины султана с двойной силой бросились на врага.

Истекая кровью, нападавшие все же тихо продолжали отступать.

«А они умеют держаться, – с уважением подумал эмир, – но наши воины тоже хороши».

И он удовлетворенно заметил, что враг все же ускорил свое отступление.

Постепенно битва удалялась, и возле бывшей колонны оставались только мертвые, раненые и животные с распоротыми саблями тюками, порванными мешками и раскуроченными сундуками.

Эмир выругался про себя, понимая, что много товара пропало, но что делать, так было всегда, даже в самых успешных походах.

Удаляясь еще дальше, битва понемногу угасала.

Нападавшие строем уходили в полосу межгорья.

Воины теснили их все дальше и дальше от колонны. Наконец, передние ряды как бы проломились, и всадники султана ринулись внутрь рядов противника.

Это и решило ход сражения.

Люди начали разбегаться в стороны, оставляя свои ранее занимаемые позиции в строю.

Спустя полчаса баталия преобразилась в чистую рубку, где мусульмане крошили других мусульман с не меньшей злобой и жестокостью, чем, если бы перед ними были неверные.

Надо отдать должное врагу, он сопротивлялся упорно и не менее жестоко. То там, то там падали с лошадей воины султана, но это все же не останавливало остальных.

Эмир видел, как от основной массы теснивших врага отделилась небольшая группа всадников и направилась к каравану, который и назвать так сейчас было нельзя.

Лошади и мулы стояли и бродили, как попало, таская за собой тюки и выпотрошенные мешки. В некоторых местах разостлались по земле узорчатые ситцевые ткани, а чуть поодаль Абдах видел целую гору одежды для обеспечения служб султана, шитых в том же Бахчисарае на заказ.

Он снова выругался. И хотя это несколько противоречило Корану, эмир не мог сдержать своих эмоций.

Сражение потрясло его вконец. И боялся он скорее не за себя, а за ту маленькую женщину и ее ребенка.

Почему-то вспомнились его дети – сын и дочь, совсем маленькая, но эмир отмахнул все это и принялся за дело.

Он подошел к повозке и заглянул внутрь. Жена султана сидела под наметом и кормила ребенка грудью.

Он поспешно отошел в сторону, оставив приоткрытым намет. И снова эта картина напомнила ему о своей семье, погибшей совсем недавно от рук неизвестного убийцы, пробравшегося в сад, где они отдыхали.

Никто не знал об этом, даже султан.

Абдах скрыл ото всех свою утрату, боясь, что его обвинят в излишней жестокости или несправедливости.

Утерю родных он переживал в душе. На глаза накатились слезы, но эмир сдержал внутренний порыв и руками просто омыл лицо, обращаясь мысленно к богу.

«О, Аллах, если ты там, на небе, то почему не дашь мне того, чего я заслуживаю на самом деле. Если же я достоин смерти, то почему не дал сегодня умереть?»

Но времени на подобные разговоры и мысли не было, и эмир вновь стал таким, как и прежде.

Он отошел от повозки еще дальше, со стороны наблюдая, чтобы ничего не произошло.

Всадники приближались. По белому коню и дорогой упряжи эмир узнал султана. Тот направил коня прямо к повозке, не обращая внимания на Абдаха.

– Слава Аллаху, они живы, – вырвалось у него при виде жены с ребенком на руках.

Султан повернулся к эмиру и огляделся по сторонам:

– Я вижу, тебе пришлось немного потрудиться, Абдах, верно?

– Да уж, мой повелитель, пришлось, но немного. Хорошо, что вовремя подошли аскеры.

– Я предчувствовал этот подвох, – ответил султан, – и намеренно дал время на раздумье и действия.

– Ты, что, хочешь сказать, что знал о готовящемся? – удивился Абдах.

– Точно нет, но сделав выводы и решив, что для них это лучший вариант, я понял их замысел.

– И кто же это? – спросил эмир.

– Ты их знаешь, – угрюмо ответил султан.

– Я тут встретил своего бывшего знакомого, – сказал Абдах, показав рукой на труп, лежавший неподалеку, – так вот он поведал мне то же.

– Ладно, не здесь, поговорим позже. Заночуем на этом же месте, ничего страшного, они больше не вернутся.

– Как прикажешь, повелитель, – ответил эмир, отходя в сторону и приступая к своим обязанностям по сбору караванного добра.

Султан прошел к повозке и долго там сидел, держа сына на руках и радуясь его здоровому облику.

Ребенок улыбался и смеялся. Жена сидела рядом, снова опустив паранджу и молча наблюдала за игрой отца с сыном.

Битва давно утихла. Уцелевшие убежали и воины вместе с погонщиками возвращались к каравану, по дороге приступая каждый к своим обязанностям.

Кто сматывал ткани, кто собирал одежды и опять ложил в мешки, а кто сносил тюки и сундуки, привязывая обратно к лошадям и мулам.

Животные тоже пострадали в бою и часть из них дорезали и обратили в пищу, которую готовили тут же на кострах, только что разведенных. Постоянная походно-кочевая жизнь заставляла людей не думать о чем-то другом, кроме своих обязанностей.

Поэтому, очень скоро все было приведено в должный порядок, и караван приобрел свой прежний вид.

На ночь всех лошадей и мулов связали друг с другом, а некоторых приторочили к повозкам. Таким образом, получалась живая изгородь в виде полукольца.