Сергей Юрчик - Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

Так ведь понятное дело. Где гражданская война, там и лихая партизанщина. Джигитовал кавказец, славы хотелось! Как же, Троцкому да Мишке Тухачевскому Варшава, а ему чего?

В результате Первая конная повернула на Замостье – Люблин – Варшаву только 20 августа. Это и стало одной из причин разгрома красных под Варшавой (так называемого «чуда на Висле»), хотя потом свалили всё на Тухачевского. А ещё сыграли свою роль толковые распоряжения французского советника генерала Вейгана, да отчаянная храбрость польских добровольцев, уже ездивших на позиции на варшавском городском трамвае…

К этим событиям мы вернёмся чуть позже, а пока пойдём далее. Здесь только заметим вскользь, что товарищу Сталину и всем нам впоследствии, словно по некому историческому заклятью, ещё неоднократно суждено было спотыкаться на польском вопросе.

Итак, отгремела Гражданская война, поросли травой могилы погибших в польском походе, расцвёл НЭП, страна Советов переводила дух после семи лет войны и смуты, как человек после тифозной горячки… И вот опять не стало у страны более важной задачи, чем мировая революция! Момент, надо сказать, был самый подходящий. К 1923 году чрезвычайно обострилась социально-политическая ситуация в Германии. Причиной тому послужила варварская политика стран Антанты в лице их репарационной комиссии. «Проклятых бошей» решено было обобрать так, чтобы отнять у них малейшую надежду на восстановление германского военного потенциала. Репарационные платежи оказались непосильными для немцев, но победители истолковали их прекращение как злостный саботаж. В наказание 11 января 1923 г. французские и бельгийские войска приступили к оккупации Рурского промышленного района. Вслед за оккупацией начались широкие репрессии – из области было выселено в другие районы Германии 130 тысяч человек. В стране нарастало общенародное возмущение, даже командование слабенького германского рейхсвера планировало военные акции против оккупантов. При этом оно рассчитывало на помощь Красной армии, рассматривая коммунистическую Россию как единственного потенциального союзника.

А у коммунистической России были свои виды на Германию. В понимании советских лидеров новая германо-французская война прекрасно сочеталась бы с немецкой пролетарской революцией. Григорий Зиновьев набросал тезисы «Грядущая германская революция и задачи РКП», которые были одобрены на специальном пленуме ЦК 23 сентября 1923 года. Поскольку германские коммунисты не обладали достаточным влиянием среди народа (хоть и старались выпрыгнуть из штанов), потихоньку решено было привлечь к делу в качестве их союзника молодую, но борзую Германскую Национал-социалистическую рабочую партию, возглавляемую неким А. Гитлером…

Каша заваривалась нешуточная. «Через Профинтерн был выделен для поддержки бастующих германских рабочих 1 млн. золотых марок и объявлен сбор пожертвований». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 3.) Готовилась и продовольственная помощь немецкому народу в размере 60 миллионов пудов зерна. Для финансирования всей затеи Наркомторгу было поручено создать дополнительный, как сказали бы сейчас, «внебюджетный» фонд в размере 200 миллионов рублей золотом. В недрах «министерства мировой революции» – пресловутого Коминтерна – формировалось будущее правительство новой Германии. Готовились к нелегальной переброске в Германию тысячи коммунистов (организаторов и агитаторов) для усиления германской компартии. К польско-советской границе выдвигались значительные силы Красной армии, в первую очередь кавалерия.

Товарищ Сталин и тут понимал ситуацию лучше, смотрел на проблему шире и мыслил глубже, чем всякие политические попрыгунчики типа Троцкого и Гриши Зиновьева. Вот что писал он в своих «замечаниях» к «тезисам» последнего. «Нужно сказать в тезисах прямо и отчётливо, что рабочая революция в Германии означает вероятную войну Франции и Польши (а может быть, и других государств) с Германией, или в самом лучшем случае – блокаду Германии (не дадут подвозить хлеб из Америки и проч.), против чего должны быть намечены меры теперь же. Этот вопрос затушёван в тезисах.

Нужно сказать в тезисах ясно и отчётливо, что революция в Германии и наша помощь немцам продовольствием, оружием, людьми и проч. означает войну России с Польшей, и, может быть, с другими лимитрофами, ибо ясно, что без победоносной войны, по крайней мере с Польшей, нам не удастся не только подвозить продукты, но и сохранить связи с Германией (рассчитывать на то, что при рабочей революции в Германии Польша останется нейтральной и даст нам возможность транзита через польский коридор и Литву – значит рассчитывать на чудо; то же самое нужно сказать о Латвии, а ещё больше об Англии, которая не даст подвозить с моря). Я уже не говорю о других основаниях военной поддержки революционной Германии с нашей стороны. Если мы хотим действительно помочь немцам – а мы этого хотим и должны помочь, – нужно нам готовиться к войне, серьёзно и всесторонне, ибо дело будет идти, в конце концов, о существовании Советской Федерации и о судьбах мировой революции на ближайший период. (Курсив мой. – С. Ю.) В тезисах этот вопрос тоже затушёван». (И. Сталин. Сочинения. См. примеч. 4.) Комментарии, на мой взгляд, излишни.

Но не срослось что-то, не забурлило, не разгорелось. Германский пролетариат проявил необъяснимую пассивность, и ни дерзкий мятеж Гитлеровской национал-социалистической партии в Мюнхене, получивший впоследствии наименование «Пивного путча», ни бои на баррикадах в Гамбурге не привели к общегерманскому восстанию. Советская верхушка тоже не то заколебалась в последний момент, не то опоздала вмешаться. Главнокомандующий рейхсвера генерал-полковник фон Сект, воспользовавшись полномочиями, полученными от президента и канцлера, легко подавил разрозненные выступления. И с Францией, несмотря на её оскорбительное поведение, германское правительство тоже предпочло искать соглашения, а не военного конфликта.

При написании этой главы и некоторых других я широко пользовался материалами из книги Святослава и Екатерины Рыбас «СТАЛИН. Судьба и стратегия». Надо сказать, фактура в ней собрана богатейшая, и позволяющая делать совершенно определённые выводы. Но авторы с упорством, достойным лучшего применения, регулярно преподносят нам умозаключения такого вот рода: «Нажав в последний момент на тормоза, Сталин и его союзники предпочли не рисковать. Хотя по инерции коммунистический бронепоезд ещё долгое время шёл в направлении „Всеевропейского Союза Советских Социалистических Республик“, среди его командиров стала созревать мысль о другом пути». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 5.) Что подвигло авторов к такому оптимистическому выводу, для меня так и осталось тайной за семью печатями. По крайней мере, товарищ Сталин никогда не сомневался, что «другой путь» ведёт в тупик…