Таша Истомахина - Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1

Кофе у меня получается чудесный, потому что варю его в турке из хорошего в меру поджаренного маслянистого зерна, с добавлением гвоздики, кардамона, ванилина, корицы и щепотки перца чили. А если положить ещё и половину чайной ложки растворимого какао, то в напитке и вовсе накапливается особая магия. Странно, что стоило мне так подумать, как рисованный черненький комарик с тонкими лапками слетел с кофейной чашки, пока я смотрела боковым зрением, но как только я повернула к нему голову, быстро вернулся на место.

Я открыла последнюю страницу тетрадки, чтобы вспомнить, на чём же я остановилась, когда перестала делать записи. По традиции, автора я не указала, просто выписала текст.

«Индустрия Просветления подарила нам идею некоего жизненного Предназначения. Нас заставили поверить, что, только следуя своему Предназначению, наша жизнь окажется не пустой, а будет иметь ценность. Будто есть что-то важное в каких-то наших внешних действиях, будто мы должны отыскать некий образ жизни или профессию, некую социальную занятость, которая и есть наш духовный Путь. Однако, до тех пор, пока предназначение не найдено и пока нет понимания, что именно человек должен делать в миру, он живет с ощущением, что он духовный неудачник, который не смог найти себя. Оттого человек живет как-то неправильно, неверно, не по-настоящему, и жизнь проходит мимо. Ищущий чувствует себя глубоко несчастным, ничтожным, несостоявшимся и все более отчаявшимся. Идея существования уникального индивидуального Предназначения – одна из самых больших иллюзий и самая тонкая духовная ловушка эпохи «New Age».

Взглянув на часы, которые прокручивали стрелки в ускоренном ритме, я решила, что подумаю об этом позже, в режиме «ой-ой, опаздываю» наскоро навела красоту и заглянула в комнату сына.

– Ты чего шмыгаешь носом? Насморк подхватил?

Большой ребёнок доложил машинально, глядя не на меня, а на монитор компьютера:

– Это не сопли, а сломанный нос – он всегда словно заложен.

– Какой сломанный нос?!

Тут сын всё-таки оторвался от экрана и довольно раздражительно ответил:

– Обыкновенный! Ты не помнишь, что-ли, как я в детстве его ломал? Фингал был ещё на всё лицо.

– ????!!!!!

– Ты реально не помнишь?! У меня даже все друзья знают эту историю.

Мой голос стал ломким и звонким.

– Клянусь, я не знала ничего! Где? Когда?

– Я был у бабушки с ночёвкой, зимой. Мне было лет девять-десять. Убегал от собак, смотрел назад, а когда повернулся, было поздно: вот она, железная перекладина – БАЦ! У меня вся варежка была в крови, я её даже выжимал.

Я постепенно переходила на ультразвук:

– А я-то где была?!!!

– Да откуда я знаю!!! Баба сделала компресс, утром я поехал домой, ты еще волновалась, что синяк под глазом.

– Но я не помню ни про сломанный нос, ни про собак!

– Наверно, я тебе сказал, что просто упал. Видишь горбинка? Эй, ты в порядке, мам? Тебе что, плохо?

На работу я в тот день, конечно же, опоздала.

Утро наступило стремительно: я лишь закрыла глаза на секунду, а, открыв их, увидела вместо звездного неба молочный туман за окном. Михаэль, одетый во фланелевую рубашку и джинсы, ждал меня у большого деревянного стола в гостиной. На столе в стеклянной банке тесно прижались друг к другу круглые багетные сухарики, а в глиняной чашке, придавленные тяжестью ягод черники томились гречневые хлопья. – Ты ешь такое? – Да, обычно с холодным молоком.

– Вот и я с молоком. Чая я тебе заварил с травками, а травки сам собирал и сушил.

– Мне бы чашечку кофе для «сборки».

– Что ещё за «сборка»? – кустистые брови моего напарника встали домиком.

– Кофе центрирует.

– А то, что сердце может застучать, слышала?… Извини, кофе нет. Я газету почитаю, а ты пока меня поразглядывай.

Я наливала молоко в чашку понемногу, чтобы хлопья не размочились все одновременно и не превратились в «кисю-мисю» (так сестра всегда говорила). Михаэль напротив меня шуршал страницами окружной газеты, потягивая бурый пахучий настой из трав. Был он очень высок, а по моим меркам так просто могуч. Сильные руки, широкие ладони, длинные пальцы. Ещё вчера я заметила, что он слегка «косолапит». Лохматый, кудрявый, русоволосый. Глаза большие, зеленые. Хорошо очерченный большой рот – не капризный, просто мягкий. Крупный нос с чуть опущенным кончиком, губы поджаты. Рыжеватая с проседью борода сглаживает резкость подбородка. И не поймешь, то ли добрый по характеру человек, пытающийся выглядеть суровым, то ли жесткий, но хочет быть доброжелательным.

Михаэль внезапно взглянул на меня поверх газеты:

– Ну и как я тебе показался?

– Голос хороший.

– А то! В нашем деле очень важно первое впечатление. Никак не пойму, почему тебя выпустили в Нумераторы. Ну, посмотри на свои детские ручки, послушай голосок – какой из тебя Исчислитель!

– Экзамен сдала, жетон получила, и за завтрак спасибо.

Михаэль усмехнулся в бороду, сложил газету и бросил её куда-то за плечо.

– Ладно, вещи пакуй все, в этот дом ты больше не вернешься. Начнем опрос в другом поселке. Здесь уже ловить нечего – каждая собачонка знает, что ты вчера приехала, а значит, дверь никто не откроет. Будем двигаться от одного посёлка до другого, ночевать в гостиницах. Деньги получила на проживание и питание?

– Сейчас денег не дают, только талоны. Они действительны, когда жетон предъявишь.

– Мудро, хотя кому можно помешать украсть у тебя и жетон и талоны?

– Они ещё фото мое разослали по округу.

– Значит, я не могу украсть твои талоны?

– Выходит, что так.

Мы вышли на крыльцо. Прямо у ступенек стоял потрепанный внедорожник.

– Вот, познакомься – это Маркович. Предшественник был поновей, но прошлую зиму не пережил – вся механика развалилась.

Те два часа, когда мы с превышением скорости мчались по проселочным дорогам, стали для меня и моих внутренностей сильным испытанием. Но все трудности были впереди.

Без ущерба для психики я бы могла за неделю и слова не вымолвить. Но на службе целыми днями вынуждена общаться с несчетным количеством людей, потому что работаю координатором в информационном центре, очень похожем на библиотеку и архив одновременно. Люди звонят и приходят, чтобы получить нужные данные, а так как мой кабинет находится посреди помещения, то меня никто не минует – ни директор, ни сослуживцы, ни посетители. Каждый проходящий человек обязательно мне что-нибудь говорит или о чём-то спрашивает, чаще просто из вежливости. Сотню раз за день напомнив людям, какой сегодня день недели, столько же раз обсудив погоду, ответив – «нет, я не знаю, где директор» и «да, я видела главного бухгалтера (завхоза, Асю Михайловну и пр.), но она уехала в казначейство (банк, магазин и пр.)», я становлюсь недоброй. От переизбытка общения меня спасает только то, что ко всему прочему, я должна составлять отчетность, поэтому иногда я могу спрятаться за экран компьютера, предварительно выстроив вокруг себя бумажную стену.