Александр Краснослободский - Круг

– Ну, воровка, ты смогла меня убедить.

Вытащив из-за пазухи ладанку с землею из святой Мекки, он показал ее старухе. Та посмотрела на караванщика и, опустив голову, тяжело вздохнула.

– Хочешь спрятаться за Аллахом. Кого ты обманываешь? Думаешь, что святая земля благословит твои грязные дела? Бог не простит тебе этот проступок. Поверь! У тебя еще есть немного времени одуматься.

Вали сжал ладанку в кулаке. Чтобы смять сомнения, ему нужна решительность. И он, стал искать способ как обидеть старуху сильнее, но тут караванщики заметили силуэт воина. Со светлого края дюны к ним шел стражник. Черный в темноте ночи и грозный. Рука на рукояти меча, круглый щит подвязан ремнем за спиною, редкая борода на скуластом лице, брови сдвинуты. По его длинным рукам и кривым ногам всадника, юноши еще издали узнали монгола Месора арбана – десятника личной охраны караван-баши. Этот убьет не задумываясь. Только повод дай.

– Что орете? Отпусти старуху, ишак! И ты, сын верблюда, тоже отпусти! Шума подняли, что шакалы с бархана.

Вали нехотя отпустил цыганку, а Сангали, сделав шаг назад, от страха чуть не уронил платок с лепешками.

– Вот! – сказал Вали, показывая взглядом на платок в руках друга. – За лепешками ходили, уважаемый Месор! На хвост каравана до Холила-лепешечника, ну и срезали путь по тропе в обход бархана. Шли быстро, в животе урчит с голоду, отец ждет… Когда увидели старуху, догнали. Я сразу узнал эту ведьму…

– Что ты тут за туман сеешь? – перебил его десятник арбан. – Где ты в этой бедной старухе ведьму разглядел?

– Уважаемый воин! Это она вчера украла сыр у эфенди.

Стражник озадачено почесал куцую бороденку и шмыгнул носом. Он еще не верил в удачу.

– Точно она? Не путаешь? Скажи старуха, что это не правда.

Цыганка молча опустила голову.

Стражник кивнул в сторону шатра эфенди.

– Пойдемте. Пусть старший из нас, минган Маймул сам скажет, что делать.

У палатки эфенди шло состязание.

Караван-баши, под светом высоких факелов вкопанных в песок, в парчовом халате восседал на мягкой скамье. Те, кто видел его впервые, никогда бы не сказали, что в этом сорокалетнем толстячке с доброй улыбкой имама, скрывалась сила и власть. Он говорил тихо и, улыбаясь, но со слов его, тянет под камень ужом юркнуть. А смотрит так, не захочешь – правду скажешь.

На низком столике подле эфенди Мансура, лежали нарды и дымился кальян. Запах дымки гашиша приправленного шафраном, манил соперника – Первого Меча мингана стражи каравана. Тысячник Маймул, в тяжелых одеждах воина готового к бою, сидел напротив. Под ним чурбан с мягким подкладом, а меж сжатых колен, кривой меч в кожаных ножнах. Чурбан был выше столика и Маймулу, делая ходы на игровом поле, приходилось, привставая, кланяться.

Вторая кряду партия подходила к проигрышу Мансура.

Маймул был честным воином, выросшим в слепом поклонении старшему. Так их растили с детства. И каждый воин – монгол, быстрее убьет себя, чем ослушается десятника. Две луны назад, Мансур купил его «тысячу» у Первого Меча тумена хана-Гайора, отца Маймула. Теперь на долгих три года, он – правая рука караван-баши, охраняет его и караван. Маймул видя скверное настроение эфенди, или может положения ради, пытался сделать все, чтобы проиграть, но брошенные камни как назло ложились в выигрышных цифрах.

– Ты что, сегодня по навозу ходил, а? Глазам не верю. Что не бросит, то в цель. Воров бы так ловил. – улыбаясь, сказал Мансур.

Он видел «страдания» потевшего в «железе» монгола и это, радовало караван-баши.

– Ладно, посмотрим какой ты счастливчик. Если бросишь шаши-беши, то разрешу тебе снять кушак, он, поди, тебе уже уши натер. Нет? Не жмет? Тогда сюда слушай, не скалься! Воровство в караване меня утомляет. Есть много других дел, которые мне надо делать и делать…

Маймул с игральными камнями в ладони, застыл над доскою. Монгол знал, что за привычкой улыбаться не к месту, эфенди прячет в рукаве эфу. Собрав волю в кулак, Маймул спокойно ответил:

– Ищем, уважаемый эфенди.

Не сводя с лица улыбки, Мансур змеёй глянул в глаза главы охраны. Не выдержав взгляда, минган опустил голову.

– Завтра утром, сто палок по пяткам твоему воину, что на охране обоза стоял. Как его там зовут? А, вспомнил, Сардор. – сказал еле слышно караван-баши. – Так вот, прямо тут на дороге. Пусть все видят, что воровать нельзя. Сыр был для тех, кого ждет в дороге – тиф, цинга, другая хворь. За этот проступок кто-то должен ответить. Стражник сам виноват, что смог проглядеть столько сыра.

Маймул согласно кивнул.

– Но мой господин, с разбитыми ногами ему уже не быть стражником. Сардор честный воин и будет жаль, если он умрет в песках. Кто займет его место в строю? Думаю, это решение будет жестоким. Я выкуплю его долг. Накажу, конечно, прилюдно спину выпорю. Я сам, но…

– …Кидай давай, или ты так до утра и будешь сидеть в этой железной шапке? – перебил эфенди. – Помни, завтра после утренней трапезы, наказанный должен быть на середине каравана. Мне нет разницы, кто это будет. Но за сыр, кто-то должен сдохнуть. Ишь, взяли за правило, своих обворовывать. Я искореню это зло. На тебя смотрю, надежды и нет вовсе… Все сам, все самому. Тебе что сказал Меч Тумена, когда тебя ко мне на службу ставил? Что молчишь?

Глава охраны сжал губы в нить. В войске монголов было не принято ни воровать, ни искать воров. Все решалось как само собой разумеющееся. Сумел украсть – молодец, поймали – голову отрубили. Свое надо беречь самому, ну а если ты раззява, то и не плачь. Значит не твое, что забрали. Но в войске, это не в караване и караван-баши, не Первый Меч тумена. Внутри монгола закипала ненависть.

– Я – воин, а не надсмотрщик. Однако, дав обет отцу по службе тебе, склоняю голову. Дожить бы до завтра. А Боги пустыни все видят, все в их руках.

Ладонь Маймула разжалась и с грохотом камней по деревянному полю нард, раздался шум и разговоры приближающихся людей. В свете факелов, на утоптанном песке у палатки эфенди появился стражник с двумя молодыми караванщиками и безобразной старухой цыганкой, за подол которой, уцепившись грязными ручонками, плелся мальчик. Они остановились, и вперед вышел Месор.

– Уважаемый эфенди, дозволь сказать моему господину тысячнику Маймулу, что найдена воровка сыра. Вон она! – палец стражника указал на старуху.

Эфенди удивленно хмыкнув, глянул на кости. Цифры шесть и пять говорили о проигрыше партии. Было странным то, что в эту минуту глава каравана не улыбался.

– Кушак сними. Заслужил!

И он взглядом показал на камни. Маймул увидев на доске шаши-беши, с пониманием кивнул и вежливо улыбнулся.

– Ну вот, еще и утро не наступило. Все, в руках ведающих мир!

Он снял кушак и положил его на седло, что лежало рядом на песке. С молчаливого согласия караван-баши, Маймул посмотрел на воина.