Василий Лягоскин - Серая Мышка. Первый том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

Крюк уже тогда был вором в законе. Крепкого парня он приметил и взял под свое крыло. Так, вместе, они и шагали по жизни. Сначала воровской, а потом, с приходом в Россию капитализма, по той, что была скрыта от взглядов простых людей за воротами многоэтажных особняков и дверцами шестисотых «Мерседесов». Так что Топор был не обычным гостем – он был правой рукой хозяина, той, что отвечала за силовые операции. Именно поэтому Крюк вызвал его на этот ночной разговор.

Крюк уже успел навешать на уши гостю гору лапши о тех козлах, что не заслужили в этой жизни теплого места под солнцем – о новых русских, не пролежавших на нарах даже одной минуты. О тех, кого и газеты, и народ в последнее время называл олигархами. Топор слушал внимательно. Он знал, что из подобной лапши Крюк в конце концов сварит густой наваристый суп.

– Вот один из них, – наконец перешел к делу хозяин, протягивая фотографию.

Человек на фотографии был совершенно обычной наружности. И Топору он был смутно знаком. Скорее всего, он видел этого мужика на телеэкране, но мельком – на втором, или даже третьем плане.

– Николай Яковлевич Куделин, – пояснил Крючкин, – делает бешеные бабки на оружии. Есть информация, что он задумал что-то грандиозное. У него есть товар. Такой товар, что покупателей во всем мире найдется трое или четверо, не больше.

– Какой? – позволил себе перебить хозяина Топор.

– Еще не знаю. Зато узнал, кто нашел покупателей и договаривается с ними.

Крюк протянул еще одну фотографию. Этого человека Топор видел часто – тоже на телеэкране. Он и на фотографии был изображен с бывшим премьером Правительства России. Иван Николаевич Стасов попал в кабинет министров страны еще в восемьдесят первом году и с тех пор из него не выходил. Он менял должности и министров, заместителем которых был – его словно передавали по эстафете. И каждый раз новая должность была связана с экспортом оружия. В коридорах власти Стасова давно называли «непотопляемым». Однако лишь единицы знали, кто своим могучим плечом подпирает его, придает ему плавучесть. Это имя Крюк сейчас и озвучил – Николай Яковлевич Куделин.

– Покупателей пока трое – арабский султан, ассоциация японских банков и какая-то темная лошадка из Соединенных Штатов. На днях будет торг. Где и когда, неизвестно.

Топор недоверчиво покачал головой. А Крюк продолжил:

– Информация точная, – правильно понял жест помощника Крючкин, – случайная, но точная. А он, – жесткий палец ткнулся в физиономию «непотопляемого» на фотографии, – знает о месте и времени. А может и о том, что хочет толкнуть за бугор Корелин. У него мы и узнаем. Ты узнаешь.

– Я? – удивился Некрасов, – да меня к Белому дому и близко не подпустят.

– Меня тоже, – засмеялся Крюк, – да нам туда и не надо. Послезавтра этот хмырь будет подписывать какой-то договор в Коврове.

– Это где мотоциклы делают? – уточнил Топопр.

– Там, – кивнул Крючкин, – там ты его и возьмешь. Только надо все это обмозговать. Мы тут никак не должны быть замешаны. А его хозяин, – Крюк опять пощелкал пальцем по фотографии, – должен быть уверен, что его не выпотрошили. Да – после того, как выпотрошишь этого непотопляемого, ты его выпустишь. С чистой мордой. Самый лучший Склифосовский в Москве не должен догадаться, что его кололи.

– Как же его колоть-то? – огорчился Топор.

– Давай думать…

Раздумья были долгими. Наконец Топор встрепенулся; он взял фотографию Стасова в руки, поднес ее поближе к глазам, и негромко засмеялся:

– Знаешь, на кого он похож?

– На кого? – заинтересованно повернулся к нему Крючкин.

– Карандаш есть? – ответил вопросом на вопрос Топор.

Вместо ответа Крючкин подал ему на стол папку. Под кожаной крышкой в ней были сложены толстой стопкой чистые листы бумаги; в специальных гнездах – как патроны в газырях горцев – торчали авторучки, карандаши и фломастеры. Топор выбрал темно-серый фломастер и стал пририсовывать заместителю министра шевелюру. «Непотопляемый», в жизни успевший обзавестись обширной лысиной, сейчас с помощью Топора стал обладателем шикарной прически.

– Узнаешь? – наконец закончил Некрасов.

Крюк всмотрелся, помедлил, но все-таки покачал головой.

– Велосипедика помнишь?

Крюк вспомнил, и поразился удивительному сходству двух людей, стоящих на разных краях социальной лестницы – заместителя российского министра и некогда скандально известного гомосексуалиста. Велосипедик был волосат; по крайней мере, на голове. Потому он когда-то и превратился из волосатого педика в Велосипедика.

Крюк с Топором переглянулись и расхохотались в полный голос. А кто им мог запретить сделать это, хотя на часах шел уже третий час ночи? Ближайший сосед находился в трехстах метрах от этого особняка, и тоже никогда не ложился спать рано.

Одна часть операции уже прорисовывалась. Другая тоже только что родилась в изощренном мозгу Крюка.

Хозяин остался у камина – подгонять друг к другу детали плана. А Топор поспешил на улицу – в промозглую тьму, где его ждал теплый уютный салон «Мерседеса» с водителем и двумя бойцами. Автомобиль мягко тронулся с места и помчался к Москве, где в баре «Голубая мечта» проводил (или проводила) все свободные вечера Велосипедик.

Он и сейчас был у барной стойки. Накрашенный, нарумяненный, с длинными поредевшими волосами, уложенными по последней моде – но один. Толстый слой румян, яркая губная помада и накладные ресницы плохо скрывали его возраст. Желающих порезвиться с такой «красоткой» этим вечером в баре не наблюдалось. Потому он и обрадовался Некрасову, как родному. Топор знал Велосипедика, этого стареющего представителя древнейшей профессии нетрадиционной ориентации, очень много лет. Не как клиент – как бывший покровитель. Раньше, когда «Голубая мечта» была просто «Мечтой», обычной общепитовской кафешкой, Велосипедик жил и промышлял в другом районе. Там, где все держал Крюк; через Топора, конечно.

Велосипедик действительно обрадовался Топору. Наверное, он уже не первый вечер сидел вот так, в одиночестве. Но Некрасов любезностями обмениваться не стал. Тем более – ударяться в воспоминания. Потому что время поджимало. За ночь ему надо было сделать очень многое.

– Дело есть на тыщу баксов, – сразу взял он быка, то есть Велосипедика, за рога.

Тот поперхнулся коктейлем. Глаза старого гомосексуалиста повеселели. Он знал, что Топор словами и обещаниями не разбрасывается. Велосипедик стряхнул с лица выражение томности. Сейчас он – сотри с лица слои «штукатурки» – был бы похож на обычного мужика средних лет, потрепанного жизнью.

– Срочно нужно кино. Из вашей жизни – минут на десять-пятнадцать.

– Артистов много? – деловито поинтересовался Велосипедик.