Василий Лягоскин - Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

Сам Николаич никогда не курил, но чужие привычки научился уважать. Про пчел, кстати, Будылин мог рассказать многое. Его отец держал пасеку на пару десятков ульев, и маленький Николаич, тогда просто Витька, все летние каникулы проводил в деревне, у бабушки, во дворе дома которой и стояли разноцветные улики.

Но человека, который встретил их в скудно обставленном кабинете, Николаич пчелкой называть бы не стал. Осой, шершнем, а скорее гремучей змеей – вот какой аналог в животном мире подобрал он японцу, внешне приветливому, встретившему их широкой улыбкой. Лишь на миг этот японец забылся; метнул жесткий повелительный взгляд на Райдона, и тот – всегда невозмутимый, даже вальяжный в своем спокойствии – заметно напрягся, бросил чуть испуганный взгляд на Николаича, словно прося у того поддержки.

– А что Николаич? – ничуть не изменил простоватого выражения лица Будылин, – я в ваши игры не играю. Я человек простой. К тому же свободный – с сегодняшнего дня.

Как оказалось, в последнем Виктор Николаевич Будылин ошибался. Что ему человек со змеиным взглядом и улыбкой на поллица и объяснил.

– Мы довольны результатами нашего сотрудничества, – еще шире улыбнулся он.

– Ага, довольны! – чуть не расхохотался про себя Будылин, – чего же тогда все вокруг носятся с кислыми рожами?

Впрочем, Николаич насчет «кислых рож» уже и сам догадался. Он еще и в японском языке немного начал разбираться, так что в причине нервозности последнего времени не ошибался. Все потуги японских «коллег» – инженеров, компьютерщиков, кого там еще? – разбивались о простой непреложный факт. Тот факт, что талант русского мастера не удалось записать языком компьютерной логики. Потому что логики в нем – это сам Будылин ни от кого не скрывал – не было. Он и сам не понимал, почему надо было стучать молоточком именно по этому месту; именно с такой силой и в таком темпе. А уж то чувство восторга, что заполняло его, когда он понимал – металл или камень приняли его за своего, и готовы повиноваться, точнее, исполнить просьбу равноправного партнера, друга… Так вот – это чувство он бы мог сравнить с ласками Асуки; если бы последние не были такими холодными. Металл, в отличие от японки, ставшей в доме чем-то вроде автомата по оказанию услуг (приятных и полезных – не скроешь) самого широкого профиля, был теплым и… родным.

Лицо полковника Кобаяси стало строгим и даже чуть печальным – он словно готовился преподнести Будылину не самую приятную весть.

– Что-то дома? – сердце Николаича заколотилось вдруг сильнее его молоточка.

Каждую неделю – по воскресеньям – для него организовывали сеанс связи с семьей. Судя по последнему, все там, в Коврове, было замечательно. Если не считать, конечно, что глава семьи уже полгода не был дома. Впрочем, дома было уже два; дочка с зятем уже давно переселились в новую трешку, а Клавдия жила в их квартире на проспекте Ленина одна. Теперь в сердце ощутимо кольнуло чувство вины. Но и ее, и все остальное смыло предчувствие чего-то непоправимого, хотя улыбчивый японец, с помощью Райдона, который был не только провожатым, но и переводчиком, объяснил русскому мастеру, что с семьей у него, Николаича, все хорошо, и будет хорошо, пока Будылин будет стараться так же усердно, как и прежде.

– Нет, – мотнул головой русский, понявший, к чему клонит японец, – договор дороже денег. Договаривались на полгода. Теперь, будьте добры, доставьте к дому. Как говорится – откуда взяли, туда и положите.

Райдон явно перевел последние слова как-то по-другому – знаний Будылина в японском хватило, чтобы понять это. Но смысл его перевода был таким же безапелляционным. Лицо полковника опять стало страшным; слова чеканными и тяжелыми – словно он вбивал их молотком. В данном случае при помощи того же Райдона в голову Николаича.

– Запомни, русский! Ты будешь делать то, что тебе скажут – со всем тщанием, как принято в нашей стране. И каждая твоя неудача будет отражаться на них.

Он швырнул на стол пачку фотографий; Николаич понял, что все эти полгода за семьей следили; быть может, так же плотно, как за ним самим. Потому что случай расположил сейчас рядом два снимка. На одном из них дочка, Верочка, хохотала во весь голос, запрокинув кверху лицо. По ее устремленной к чему-то светлому фигуре невозможно было определить, что эта молодая женщина ждет ребенка. А вот на второй фотографии – да; Вера стояла, сложив руки поверх заметно выпирающего под платьем живота. Николаич понял, что швырять в надменную теперь физиономию японца ругательства – хоть русские, хоть японские, да хоть еврейские – бесполезно. Он молча стоял, пока Кобаяси, усевшийся на жесткий стул, бросал короткие фразы, которые бесстрастно переводил Райдон. В голову русского мастера, заполнившуюся чем-то тугим и тяжелым, с трудом проникал лишь общий смысл этих слов. Контракт продлевался еще на полгода; если Николаич так соскучился по родным и близким, их могут привезти сюда, в Японию (тут Будылин отчаянно замотал тяжелой головой); наконец – масштабы экспериментов будут сейчас совсем другими, несопоставимыми с лабораторными.

Теперь Николаич невольно вскинул голову. Что-то внутри требовало именно этого – продолжения увлекательной работы. Вот если бы не в такой ультимативной форме. Японец этот порыв отметил; стал говорить мягче – словно сам увлекся открывающимися перспективами.

– Корпорация должна получить отдачу, – обволакивал он своими словами немного успокоившегося Николаича, – средств затрачено немало; пришла пора перейти к практическим разработкам.

Будылин скептически улыбнулся, словно собираясь задать вопрос: «А где вы столько ржавых болтов наберете? Или со всего мира собирать будете?». Оказалось, что к новым экспериментам болты – ни ржавые, ни новенькие, только что из станка – никакого отношения не имели.

– Представьте себе, – японец явно пытался заразить своим интересом и Николаича, и Райдона, – что нужно добраться до точки в глубине каменной толщи. Вскрыть новую шахту, например – в труднодоступном месте. Куда не загонишь бульдозеры. А мы – где-нибудь в сторонке – проведем серию взрывов, и все – пожалуйста. Пустая порода в одной стороне, готовая к разработке шахта – в другой.

Такую картинку Будылин мог себе представить, хоть и с трудом. Вопросы – типа того, как же вы руду будете вывозить, если туда даже для бульдозеров дороги нет? – теснились в голове, но как-то отстраненно. Для него на первый план сейчас выходили другие вопросы, производственные, так сказать:

– И как ты это себе представляешь, – чуть не вскричал он, уверенный, что Райдон расставит нужные акценты и добавит почтительности в его речь, – мне что – по карте молотком стучать. Так я готов… Только результата не ждите.