Владимир Буров - Петр Первый

– Хорошо, ничья, тогда считайте, что я сказал вам даже больше, чем думал сказать, поэтому считайте это резюме за мое личное мнение.

– Я не поняла, какая ничья, Оба, или наоборот:

– Або?

– Это вот как мы с вами, – нагло ответил парень.

– Вы считаете, что у них есть два пола?! Откуда, если вы только появились неизвестно откуда, а я здесь живу всю оставшуюся жизнь?

– Я даже могу сказать вам, кто из них Оба, а кто наоборот:

– Або.

– Нет, вы не знаете.

– Пожалуйста, она – это Оба, а он – Або.

– Почему?

– Потому что Оба начинается на О, а Або, как она, на А.

– Зато оканчиваются наоборот, у него А, а нее О. Я не понимаю, где логика?

– Так вы считаете, что они вообще не люди?

– Да, все местное население придерживается именно этой элементарной позиции.

– Теперь я уже ничего не понимаю, – сказал Алекс: – Если они не люди, то местного населения нет, правильно?

– Да, правильно, правильно!

– Но тогда я не понимаю, кто так считает? Или вы себя называете во множественном числе? Кстати, у тебя есть имя?

– Ты не можешь его знать.

– Потому что его нет. Ибо: зачем одному человеку имя?

– Если бы у меня не было имени, как бы я разговаривала с ней?

– С кем, с собой?

– Не с собой, а с Ней. Сама – это я, а она – это Она.

– Не беспокойся, я все понял, – сказал Александр, – ты молишься на саму себя.

– Нет, на Неё.

– Хорошо, замнем для ясности, мы должны – если хотим – уже идти спасать нашего общего друга Петра, ибо Або-Оба уже тащат огонь к его костру.

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – сказала леди, – они – сыро-еды.

Медиум:

– Девушки делятся на три категории:

– Мамочки, Симпатичные и Шералесские, такие более волосатые француженки, они не симпатичны с первого взгляда, как дикие обезьяны только не очень давно вышедшие из леса, и можно думать, что кроме секса на уме у них больше ничего нет, однако это не так:

– Французский-то у них не родной – выучили как-то, можно даже сказать:

– Практически наизусть.

Она была такая симпатичная мамочка, что я подумал:

– А не взять ли мне ее с собой? – В том смысле, что если бы она была, как непонятная мне Шералесская?

– Ладно, – сказала она, – есть один способ его спасти.

– А именно?

– Они любят взятки. Надо дать им взятки.

– Несколько, вы имеете в виду?

– Вы две и я одну.

– Почему я две?

– Вы не местный.

– Вы тоже не здесь родились.

– Да? Вы запомнили?

– Это было нетрудно.

– Не считайте себе умнее паровоза.

– Вот из ит, паро-воз-з?

– Ай доунт ноу, – я хотя и не знаю, но помню, что большой и наглый, как танк.

– Про танк можно я не буду спрашивать, что это есть в вашем представлении?

– Почему?

– Мы не успеем помочь Петру.

– Петру? Я думала, что Петр – это ты.

– Я хотел взять тебя с собой, но теперь понял, что ты слишком умна для меня. И более того, ты не похожа ни на Мамочку, ни на Шералесскую.

– На Симпатичную похожа?

– Разве я говорил тебе о своих теоретических разработках этого дела?

– Иногда я умею читать мысли своих противников.

– Почему вы меня записали в противники, я не понимаю?

– Пока точно не знаю, но думаю, как раз из-за этого Петра, которого надо бы принести в жертву.

– Зачем?

– Тогда бы мы с тобой были счастливы.

Алекс хотел спросить:

– Кому здесь приносят жертвы, – но решил не усугублять ситуацию. И, не зная, что ответить на незаданный вопрос предложил неожиданного для самого себя:

– У тебя насчет секса есть хоть какие-то претензии?

– Я не пойму, ты в какую сторону спросил, в смысле, да, или наоборот:

– Нет?

– Я получил ответ, который получить не хотел, но в смысле его убедительности вполне достаточный.

– Как хочешь, я больше предлагать не буду.

– Да, пожалуй, мне некогда, он кричит, так кричит, что можно подумать:

– В последний раз.

– Значит, вы так и не удосужитесь объяснить мне, что такое секс?

– Так вы не знали его до меня?

– То, что я знаю, я и сама точно не знаю. Я имела в виду, ваше личное отношение к этому делу.

– А ваше?

– Ты первый.

– Я не знаю, что и сказать, точнее: с чего начать.

– Хорошо, я скажу. Обычно я смотрю это дело, как все нормальные люди.

– Как кино? И всё?!

– А как еще, я же не могу туда залезть.

– Куда?

– Туда, где Она трахается.

– А! Понял, понял: Она тем и отличается от всех остальных имеющихся здесь Аба-Оба-рмотов именно тем, что очень похожа на вас, на тебя – если быть точнее.

– Да, а к самой себе – если бы это была я – хода нет.

– В принципе, я думаю, пройти можно, но вы боитесь.

– Именно, именно, мил человек, очен-но боюсь, и разве это не самая большая преграда, которую мы знаем? – Зачеркните знак вопроса.

– Вот так с виду, вы простая деревенская девушка, жаждущая больше всего на свете дорваться до интриг секса, а теперь понял:

– Вы вели тайную переписку с Вольтером.

– Не скажу. Точнее, скажу: ты спутал, батя.

– Ну, может быть, может быть, я ведь тоже: только учусь.

– Деревня, в общем, так и скажи.

Было ли между ними что-нибудь или не было, не знаю пока, но когда они побежали выручать Петра – поздно:

– Еще не было, – и более того:

– Все сразу разбежались.

Алекс не мог понять:

– Почему?

Оказалось, как разъяснил, развязывая на себе лианы – веревки Петр:

– Они очень боятся людей, похожих на самих себя.

И только теперь не только Кэт – если кто не помнит, как ее зовут – но и что еще более удивительно, сам Алекс только что понял:

– Он на меня очень похож.

– Неужели ты этого раньше не знал? – удивилась леди.

– Вот только теперь я осознал, что это значит, – сказал Ал:

– Для тебя это выход из самой себя, и наблюдение за собой, как:

– За Ней, – а у нас – это реальность, о которой Гены так и не додумались.

– Вы говорите неправильно.

– Почему?

– Такого графа никогда не было.

– Как я сказал?

– Да, хренопасия какая-то.

– И всё-таки?

– Билл Джус какой-то.

– Я так сказал?!

– Сама бы я не могла придумать ничего подобного.

– Получается что-то такое, как сказал бы Иисус Христос:

– Она была со смоквами, а Я их не нашел, и потому отвечаю:

– Не мог же Я их придумать?! – Точнее, наоборот:

– Не придумать.

– Не надейся, ты меня не запутаешь этими Софи-змами.

– Вот! Теперь я вспомнил, как тебя зовут, – обрадовался Александр. – Софи, их либэ дих!

– Не ври не ври, у меня уже есть свой Склифосовский.

– Кто это, граф Шереметьев, что ли?

– Ты думаешь, я их всех помню по именам?

– Память не та уже?

– Не шути так, память у меня хорошая, просто мне по барабану, Шереметьев он или Вяземский, или еще какой Лопухов.

– Может быть, Воронцов?

– Прекрати! Ты вообще, на что намекаешь? А! поняла, поняла, хочешь получить звание народного.