Катя Саргаева - Музыка моего сердца

– Чего ты меня будишь, сегодня не моя смена кормить скотину, – сонно говорил Никита.

– И не моя, – бормотал Андрей.

– Посмотрите на меня.

Я лежала с закрытыми глазами, и боялась их открыть.

– Посмотрите на меня, я кажется, простыла.

Я слышала, как они подскочила с кровати, кто-то из них побежал включать свет. Потом почувствовала, как они начали меня обнимать.

– Ань, ну ты зачем так пугаешь? Ты красная как рак, и горишь вся, но ты явно не серая и ни намека на бледность. Ты просто простудилась.

– Вы уверены? – спросила я открывая глаза.

– Да уверены, ответил Андрей, – посмотри на себя в зеркало.

Я встала с постели и пошла в ванную. Я и правда была краснющая и вся горела. При заражении вирусом температура не была такой высокой, у меня же оказалось 39,2. Я выгнала ребят из постели, не хватало еще им заболеть. Никита принес мне лекарства, которые я попросила, я выпила их и провалилась в сон. Меня разбудил Финн.

– Тебе надо поесть, я сварил тебе наш лечебный финский суп. Он не очень вкусный, но очень действенный.

Он потрогал мой лоб и щеку, рука его казалась такой прохладной и очень приятной, большой и крепкой, как и сам он. Опять у меня мысли не о том, подумала я, дав себе очередную мысленную пощечину. Я села в кровати и начала есть. Ни вкуса ни запаха я не чувствовала, нос у меня был напрочь забит. Есть мне не хотелось, но я понимала, что надо, да и Финн сказал, что не уйдет, пока я не доем. Я не знаю, что было в этом супе, но он был странным.

– Что за волшебный суп?

– Там поганки.

Я чуть не захлебнулась, и казалось, резко выздоровела.

– Не бойся, если уметь их правильно сварить, то они будут полезны, как и любой яд, в определенных дозах полезен. Этому рецепту меня научила мама, а ее бабушка, так что не переживай, хуже тебе не будет, надеюсь только лучше.

Я ему верила. Он уже гораздо лучше говорил по-русски, конечно с большим акцентом, но словарный запас стал больше, и он научился правильно строить предложение. Вообще, я тихо восхищалась этим мужчиной.

Сколько ни кормил меня Финн своими поганками, лучше мне не становилось, заболела я сильно, несколько дней пролежала в кровати с температурой. Через неделю я решила, что хватит отлеживать бока и пойти, на улице что ли посидеть. Я пошла на кухню, хотела налить себе чай, и ужаснулась тому, как они за неделю засрали кухню. Потом плюнула и вышла на улицу. Был хороший, теплый день, и я села на качели. Лес вокруг пестрил красками, было так тихо. Я сидела и наслаждалась всей этой красотой. Я очень любила это время года, золотую осень, когда еще тепло, и не начались дожди и деревья в золоте. Такая погода бывает неделю, не больше, и мне всегда хотелось погулять, но всегда была работа, и это красота проходила мимо меня. Сейчас я наслаждалась этим великолепием. Из дома вышел Финн с пледом, укрыл меня им и вернулся в дом, через минуту вернулся с двумя чашками чего-то горячего. Он отдал мне одну чашку и сел рядом.

– Пей, это от простуды.

– Надеюсь не поганки? – смеялась я.

– Нет, но тоже рецепт моей бабушки. Там корешки всякие, я специально за ними в лес ходил. Еще корица, гвоздика, чабрец, мята и имбирь, правда, замороженный, но не страшно.

– Пахнет хорошо, спасибо, – я отхлебнула, – и вкусно.

Я прислонилась к нему плечом, мне было с ним так хорошо, в его присутствии у меня внутри что-то переворачивалось. Мне было очень приятна его забота, но я не понимала, есть ли что-то за этой заботой. Мне так хотелось спросить, но я не стала. Он всегда мне помогал, то посуду убрать, то белье с веревок снять, то картошку почистить, так, по мелочам. И я не могла понять, помогает ли он мне просто потому, что я женщина или есть другая причина. Он не помогал Оле, но вокруг Оли вечно крутился Дима и пылинки с нее сдувал. Когда Дима только начал подкатывать к Оле это сразу было видно, и ребята дико стебались над ним. Здесь же не было и намека на это. Значит, и причины для стеба не было, решила я, и закрыла для себя это тему.

За последние два месяца настроение внутри нашей общины изменилось. Когда прошла эйфория от того, что мы выжили, нашли дом и наладили быт, началась всеобщая депрессия. Когда случается что-то очень плохое наш мозг часто переходит в режим самосохранения. Мы не чувствуем того, что должны бы чувствовать в данной ситуации. Мозг как бы дает нам время прийти в себя, а потом эмоции начинают накатывать, и человек начинает запоздало страдать. Мы все слишком много потеряли, мы потеряли все. То, что мы приобрели, никак не могло покрыть наших утрат. Мы перестали собираться вечерами, играть в карты и пить вино, теперь это было редко. Все ссылались на то, что теперь устают из-за хозяйства, не высыпаются. На самом деле каждый закрылся в себе и своем личном горе, каждому надо было это выстрадать и выплакать. Никите по ночам снились кошмары, и он прижимался ко мне в отчаянии, вероятно, ему снилась Юля. Однажды я спросила, но он отшутился. Оля с Димой ударились в беспробудный секс, как в наркотики. Финн уходил в лес и подолгу бывал там. Часто возвращался с подстреленным зайцем или дикой уткой, собирал грибы, какие-то коренья, ягоды. Потом, когда наступила зама, говорил, что любит гулять в одиночестве. А мне хотелось поговорить. Как психиатр я знала, что несказанное остается, сказанное освобождает. Но все вели себя так, как будто ничего не произошло, все живы, и слава богу. Все живы, но в каждом из нас огромное количество могил. Я начала вязать, это успокаивало. Навязала всем носков, свитеров, шарфов, и даже варежек. Никто и словом не обмолвился о том, что я занимаюсь бесполезным делом. Одежды и всяких аксессуаров осталось столько, что и за десять жизней не сносить. Потом я начала шить покрывала из меха. Я очень любила меха, шубы, однажды, приехав в меховой, магазин мне показалось, что я попала в меховой рай. Я могла брать любые шубы и не только, я могла брать все, что захочу. И я набрала. Раз уж такое количество зверей убили ради их меха, пусть это будет не напрасно. Я шила покрывала, декоративные наволочки, даже домашние чуни и унты. Потом делала разные статуэтки и поделки из сосновых шишек и пуговиц, страз и другого мелкого барахла. Вдобавок к этому, у всех, кроме Димы с Олей, уже был жуткий недотрах. В один прекрасный момент я сказала Никите с Андреем, что пора бы им спать у себя в комнатах. Лежа в постели с двумя голодными мужчинами, каких только фантазий у меня не было. Можно только догадываться о том, что было в их мыслях.

Однажды я проснулась, и поняла, что я хочу жить. Я как будто вдохнула свежего воздуха. Когда ты тонешь в своем горе, у тебя не возникает мысли о том, что так можно и утонуть. Только когда достигаешь дна, чувствуешь ил под своей спиной, и толщу воду над тобой, приходит осознание выбора. Ты либо выдыхаешь последний воздух из легких и отходишь в мир иной, либо отталкиваешься. Вероятно, в это утро я оттолкнулась от дна. Ты все еще в воде, и всплывать будешь еще долго, а момент, когда ты выйдешь на берег вообще далеко за горизонтом мыслей, но ты принял решение, это начало.